Древо скрелингов
Шрифт:
Их любовь к жизни замедлилась, но не угасла. Их мысли были такими же концентрированными, как и их физическая форма. Каждое слово в переводе даже на самый лаконичный язык занимало несколько строк. По сравнению с их языком старомелнибонэйский казался вычурным и нелепым. Только особым образом подготовленное ухо огло уловить едва заметные изменения тона. Мне пришлось вспомнить древнюю пословицу и замедлить свое восприятие времени. Только так я мог понять их.
Я мало-помалу начинал воспринимать их сверхъестественную речь. Я даже не догадывался, почему каменные прародители всех мужчин и женщин этого мира решили заговорить
Первое слово Предков означало следующее:
Перед моим мысленным взором возникло видение белого зверя, озера и сияющего здания в окружении еще одного природного амфитеатра. Я понял, что это и есть место моего назначения- там мне откроется смысл и цель моих грез.
Второе слово Предков сообщало:
Я словно наяву увидел меч с эфесом; его кончик был погружен в сосуд, похожий на кубок, а из тени на меня взирал огромный желтый глаз.
Третье слово Предков:
Я увидел огромное дерево, раскидистый дуб, укрывавший ветвями весь мир. Его корни глубоко проникали в толщу Земли. Под его ветвями прятался еще один образ, символизировавший то же самое, но в иной форме. Я понял, что это – Космическое Равновесие.
И, наконец, четвертое слово:
На какое-то неуловимое мгновение мне предстало величественное видение: огромный зеленый дуб на фоне сверкающего серебром небосклона. Потом оно исчезло, сменившись более прозаичным зрелищем голых скал и мягкой травы у их подножий. Предки замолчали и уже погрузились в сон. Чувствуя себя так, как будто на меня скорее взвалили новое бремя, чем что-то объяснили, я с должным почтением поблагодарил Предков и пообещал тщательно обдумать каждое их слово.
Но я был вынужден сам себе признаться, что не вижу в них особого смысла. Быть может, эти скалы вступили в пору старческого заката?
Внезапно мне пришло на ум, что я веду себя донельзя глупо. Я поехал через Сад Дьявола ради сокращения пути. Но вместо того, чтобы сберечь время, я потратил несколько лишних дней. Гуннар, должно быть, уже покинул Исприт. До сих пор я был самым медлительным из смертных, но теперь стал самым торопливым. Моему коню предстояло показать все, на что он способен.
Я проделал на Соломоне весь путь от Акры. Он достался мне от ломбардийского рыцаря, который, подобно
Добравшись туда, он нашел ее пустынной и бесплодной, примкнул к тамплиерам и в отчаянии предался пьянству и игре, которые, как и следовало ожидать, закончились поединком. Я с удовольствием принял его вызов. Я уже давно положил глаз на Соломона, вдобавок, меня в ту пору мучила слабость, и я не отказался бы подкрепить свои силы, заполучив душу-другую, особенно если эти души в достаточной мере созрели.
Религиозные взгляды этих грубых животных были таким же низменным самообманом, который, по моим наблюдениям, сопровождал каждый их поступок. Религии совершенно чужды человеческой натуре, а их роль в миропорядке сводится к тому, чтобы порождать определенного рода безумие, жертвы которого непрерывно пытаются вынудить реальность подкреплять свои вымыслы. Конечным итогом этого неизбежно становится полное разрушение мира, в котором они живут. На протяжении истории всех народов всякий раз, едва благочестивый Закон поднимет свое знамя, за ним по пятам следует Хаос.
По слухам, соплеменники Гуннара посещали Киммерию, но вполне могло случиться и так, что он не сумеет мне помочь. Что ж, это очень скоро выяснится.
Я уже бывал в Исприте, правда, добирался до него морем. Окрестные горы оделись в зелень, все чаще попадались леса, и, невзирая на спешку, поездка казалась мне все приятнее. Незадолго до заката я оказался у спуска к городу. Передо мной в золотых лучах солнца раскинулись спокойные воды Адриатики, похожие на жидкое олово. Этот защищенный огромным мысом город понравился Диоклетиану своим чистым воздухом и живописными видами. Порт обступали руины стен и колонн, явно возведенных во времена Рима. Однако там, где на мачтах массивных трирем некогда развевались имперские вымпелы, теперь стояли торговые и рыболовные суда. Здесь был лишь один зарифленный парус на тонкой высокой мачте; ее наблюдательная площадка была украшена фигурой дракона, обвившегося вокруг вершины, на которой развевался черный флаг. Этот парус узнал бы кто угодно, кроме жителя удаленных от моря земель – типичные для древних скандинавов краснолазурные полосы на белом фоне. Гуннар все еще был в порту.
С высоты город казался неряшливым и беспорядочным. Хижины и домики с соломенными крышами теснились среди мраморных руин огромного римского поселения. По мере приближения начинала ощущаться истинная красота города, а вместе с ней – довольно резкий запах мусорных куч и свалок на берегу бухты. Впрочем, они были незаметны, если глядеть в сторону темно-синего моря, которое в лучах заходящего солнца окрашивалось в красные оттенки. Я спускался с гор в этот причудливый порт по старинной торговой дороге.
Несколько веков назад император выстроил здесь дворец с видом на свои личные пристани и Адриатику. Единственным назначением этой обширной группы зданий было обеспечить уют императору-изгнаннику и помочь ему забыть о бедствиях и тревогах, многие из которых были следствием его политики. Город окружала высокая стена. Внутри были возведены фонтаны и крытые галереи, храмы и церкви, роскошные бани и бассейны, проложены дорожки, высажены рощицы деревьев. Повсюду стояли скамьи и столики из базальта, мрамора и агата. Когда я приезжал сюда в последний раз, признаки упадка были не столь вопиющи.