Древо скрелингов
Шрифт:
При мысли о том, что мы, вероятно, находимся на одном континенте с Оуной, я испытал огромное облегчение. Потом бизоны исчезли.
– Она где-то рядом?- спросил я Лобковица, когда мы в очередной раз остановились на холме с видом на широкую извилистую реку. Мы не видели вокруг ни растений, ни животных, а единственным доносившимся до нас звуком было неумолчное завывание западного ветра. Мы спешились и закусили черствыми бутербродами, которые Лобковиц вез в своей седельной сумке из самой Москвы.
Его ответ отнюдь не улучшил мое настроение.
– Нам остается лишь надеяться,- сказал он.- Прежде чем мы узнаем это наверняка, нам предстоит одолеть множество препятствий. Многие из этих миров погибают… в сущности, они уже мертвы.
– До сих пор это удавалось вам без труда, сэр,- заметил я.
– Смерть облагораживает нас.- Лобковиц процитировал Томаса Харди, но я не понял, как его высказывание связано с нашим нынешним положением. Он швырнул остатки бутерброда на землю и присмотрелся к нему. Бутерброд не шевелился. Я был озадачен. Чем его заинтересовал этот огрызок?
– Ничего не вижу,- сказал я.
– Совершенно верно,- ответил Лобковиц.- Тут не на что смотреть.
Окружающий мир равнодушен к куску, который я выбросил. Ни одно существо не пожелало его осмотреть. Это место выглядит умиротворенным, но самом деле оно лишено жизни.- Он пнул кусок черствого хлеба.- Мертво.
Тяжело ступая, Лобковиц подошел к своему скакуну и взобрался в седло.
В это мгновение он выглядел так, словно на него возложено непосильное бремя.
Глава 17. Против потока времени
Много солнце раз садилось
Много раз луна вставала
Много женщин танцевало,
Много воинов сражалось,
Громко били барабаны,
Чтобы Боги Битв пришли.
У. С. Харт, "Сияющая тропа"
Оставив позади холмистую пустыню, мы оказались в царстве серой глины и древних гранитов. Мир опять изменился. Впереди виднелась череда мрачных неглубоких ущелий с крутыми выветренными стенами. Высоко в облачном небе кружили пожиратели падали. По крайней мере, это был признак жизни, хотя и свидетельствующий о близости смерти. Дно серебристых известняковых долин было покрыто темными расщелинами, которые протягивались порой на несколько миль. Унылую равнину пересекала лениво текущая река свинцового цвета. Приземистые широкие горы на горизонте время от времени извергали красное пламя и черный дым. Эта страна чем-то напоминала мертвый мир, созданный Миггеей, безумной Владычицей Закона.
Я спросил Лобковица, какие силы опустошили все те миры, которые мы миновали.
– Справедливые войны,- ответил он, криво усмехнувшись.- В которых все противоборствующие стороны считают себя защитниками Закона!
Смерть, постигшая эти земли – типичный результат слепой дисциплины и подчинения закону. Разумеется, это самая коварная из уловок Хаоса. С ее помощью он ослабляет и приводит в замешательство своих противников. Закон движется вперед предсказуемыми путями, его цели очевидны. Хаос умеет лавировать и нападает с неожиданных направлений, выбирая удачный момент и зачастую избегая прямого столкновения. Именно этим он привлекает многих из нас.
– Вы не желаете, чтобы миром правил Закон?
– Мы не можем существовать без Хаоса. По складу характера я – слуга Закона. Как интеллектуал и участник Игры Времени я служу Хаосу. Но душа моя отдана только Равновесию.
– А почему, сэр?
– Потому что, сэр, Равновесие наилучшим образом служит людям.
Мы мчались по неглубокой пыльной долине. Кое-где виднелись чахлые деревца боярышника, но в основном нас окружал голый камень. Пустив коня шагом, Лобковиц обернулся и протянул мне белую глиняную трубку и кисет с табаком. Я отказался. Он набил свою трубку, примял табак большим пальцем, устроился в огромном деревянном седле и указал в сторону горизонта.
– Похоже, мы едем правильно и при этой скорости довольно быстро достигнем нашей цели.
– Нашей цели?
– Думаю, теперь я могу сказать вам,- извиняющимся тоном произнес Лобковиц.- Мы едем в город Какатанава.
– Почему мы не поехали туда вместе с индейцами, когда они отправились домой?
– Потому что их путь не совпадает с нашим. Если я не ошибаюсь в расчетах, мы увидимся с ними спустя довольно долгое время после того, как они вернулись к своим постам. Эти воины – бессмертные хранители Равновесие.
– Почему мы все явились сюда из разных периодов истории, князь?
– Не то чтобы истории, мой друг, ведь история – всего лишь одна из тех сказок, которыми мы утешаем себя, чтобы не сойти с ума. Мы из разных частей мультивселенной. Мы явились сюда из множества побегов, которые составляют эту конкретную ветвь; каждый из них – это возможный мир, но он существует не во времени и пространстве, как нам представляется; он прорастает в поле времени, сквозь многие размерности. В этом поле все события происходят одновременно.
Пространство – лишь одна из размерностей времени.
Все эти ветви – сферы или миры, как мы их называем – тщательно разграничены, как правило, различиями в масштабах. Для каждого из них масштабы ближайшего соседа слишком велики либо малы, чтобы его увидеть, но физические различия миров практически незаметны.
Лобковиц искоса посмотрел на меня, желая убедиться, что я улавливаю его мысль.
– Но бывает и так, что в мультивселенной дуют ветры Лимба, раскачивая ветви из стороны в сторону; они переплетают некоторые из них, а другие обламывают. Те из нас, кто участвует в Игре Времени либо связан с мультивселенной каким-то иным способом, стараются поддерживать ее устойчивость и делают все, чтобы, когда задуют ветры, ветви оставались прочными и здоровыми, чтобы они не сталкивались друг с другом и не давали великое множество различных ответвлений, которые в конечном итоге обречены на смерть.
Но мы не можем позволить ветвям вырасти такими толстыми и тяжелыми, что они обломятся под своим весом и погибнут. Поэтому мы сохраняем равновесие между легкомысленным многообразием Хаоса и целеустремленным однообразием Закона. Мультивселенная – это дерево, дерево растет в доме, дом стоит на острове в середине озера…- Казалось, Лобковиц стряхнул с себя оцепенение, в которое его ввергло чтение этой мантры. Он мгновенно пришел в себя и посмотрел на меня с полуулыбкой, как будто я застал его за делом, не предназначенным для посторонних глаз.