Древо скрелингов
Шрифт:
– Это оттого, что лорд Шоашуан распыляет свою мощь, используя несколько стратегий одновременно. Если бы он сконцентрировал свои силы, мы, вне всяких сомнений, были бы уже мертвы. Но главное его могущество не в этом.
– И кто же он, этот хозяин ветров?
– Некогда между ним и вашей семьей существовал договор о взаимной помощи. Однако это было в другом измерении. Лорд Шоашуан – элементаль, который не служит ни Закону, ни Хаосу. На сей раз он, похоже, выбрал союзников среди наших врагов, а значит, мы непременно столкнемся с ним. А тем временем Белый Бизон сражается с ним на нашей стороне – вот почему Шоашуан так слаб. Но хотя Белый Бизон самый
Лобковиц говорил об этом верховном владыке с таким знанием предмета, что я на мгновение заподозрил, будто бы он состоит у Шоашуана на службе. Однако мне следовало быть осторожным в расспросах, и я промолчал.
Подобная сдержанность уже входила у меня в привычку. Лобковиц сказал, что наши поступки всецело зависят от конкретных обстоятельств, что мы должны в полной мере использовать любые возможности, которые нам предоставляет судьба. В такой ситуации особое значение приобретают инстинкты игрока – об этом писал еще Пушкин.
Мной овладевало смятение. Мысль о том, что Оуна находится где-то рядом, не давала мне спокойно спать. Я то и дело просыпался, желая как можно быстрее сесть в седло и отправиться на поиски жены, но Лобковиц уже объяснял мне, как мало значит время в нашем деле. Куда важнее правильно избрать способ действий, когда мы окажемся в нужной точке.
Он еще раз упомянул о Пушкине, заметив, что тот мог бы стать выдающимся участником Лиги Времени, хотя порой рассуждает как любитель. Наилучшие игроки – к числу которых принадлежал и он сам – это осторожные профессионалы, зарабатывающие на жизнь выигрышем.
Я сказал, что мне трудно представить князя Лобковица за карточным столом.
– Вы были бы удивлены, узнав, какую репутацию я снискал в лондонских кофейнях, где процветают всевозможные игры,- ответил он со смехом.
Убрав вычищенную посуду, он посоветовал мне хорошо выспаться и подготовиться к испытаниям, которые принесут нам грядущие дни.
С рассветом я был на ногах. Я вышел из пещеры и оказался под холодным осенним небом. Туман поднялся над землей, и передо мной открылся восхитительный пейзаж, казавшийся особенно ярким и красочным в лучах восходящего солнца. У меня возникло желание повернуться к востоку, раскинуть руки и пропеть одну из тех песен, которыми индейцы встречают возвращение светила.
Лобковиц встал вскоре после меня. Закатав до локтя рукава, он приготовил бобы с беконом. От свежего утреннего воздуха у меня разыгрался аппетит, а запах был чудесный. Лобковиц смущенно назвал завтрак "ковбойским", но на мой вкус он был выше всяких похвал, и я бы съел вторую порцию, если бы еды было больше. Я спросил, долго ли еще ждать встречи с Оуной. Лобковиц ничего не мог сказать. Сначала он должен был произвести разведку.
Только теперь я заметил, что наши кони пропали. Оружие и седельные сумки лежали у входа в пещеру. Можно было подумать, что ночью здесь побывал конокрад.
Лобковиц успокоил меня.
– Они вернулись в Нихрэйн- там их ждет другое путешествие, в котором участвуют ваши предки и ваше второе "я", Эльрик Мелнибонэйский. Мы не можем ехать на лошадях по территориям, в которые вступаем. Лошади здесь не существуют.
– Вы имеете в виду, что мы находимся в доколумбовой Америке?
– Что-то в этом роде.- Лобковиц дружески положил ладонь мне на плечо.- О лучшем спутнике, чем вы, граф Ульрик, нельзя и мечтать. Я
– Мне нелегко представить себя в роли побега,- заметил я.
– Что ж,- отозвался Лобковиц, чуть заметно морщась,- тогда попробуйте представить, что вы объединяете свои душевные силы с маленькой группой, которая, действуя совместно, может сохранить Космическое Равновесие и спасти мультивселенную от небытия. Надеюсь, это несколько возвысит вас в собственных глазах.
Я сказал, что теперь чувствую себя увереннее, и мы со смехом взяли поклажу и пружинистым шагом двинулись по горной тропе, любуясь вершинами, лесами и живностью, которая в них обитала. От этого зрелища у меня стало легче на душе. Подозреваю, оно укрепило меня даже больше, чем меч.
Лобковиц шагал, опираясь на кривой посох. Я нес свой клинок на спине.
Он был так искусно сработан, что казался намного легче, чем на самом деле. Откровенно говоря, я всегда считал, что для ближнего боя гораздо лучше подходит "люгер" или "вальтер"; с другой стороны, однажды я видел, что происходит, когда кто-нибудь пытается воспользоваться огнестрельным оружием в мире, где оно не существует.
При ходьбе нам было тепло, но, останавливаясь, мы сразу ощущали ледяное дуновение ветра. К вечеру первого дня мне на лицо начали падать редкие снежинки. Мы упорно продвигались навстречу зиме.
Я заметил, что смена времен года происходит здесь очень быстро.
– Да,- ответил Лобковиц.- Выражаясь привычными для вас понятиями, мы шагаем против потока времени. Можно сказать, мы возвращаемся к Рождеству.
Я уже собирался спросить, что означают его загадочные слова, когда перед нами возникло бледное лицо высотой около двух метров, загораживая узкую горную тропу. Оно взирало на нас глазами, расположенными на уровне нашего роста. Присмотревшись, я подумал, что это изваяние, хотя и весьма реалистичное. Какая могучая сила поставила здесь этот огромный камень, преградив нам путь? Изваяние смотрело на меня с улыбкой, по сравнению с которой улыбка Моны Лизы показалась бы широкой. Я невольно залюбовался его красотой и провел рукой по гладкому граниту, из которого оно было высечено.
– Что это?- спросил я Лобковица.- И почему оно загораживает тропинку?
– Это существо зовется ононо. В здешних местах когда-то обитало целое племя таких созданий. Вы не в силах различить весьма ловкие руки и ноги, спрятанные внутри единой части тела, которое кажется вам толстой шеей. Ононо вымерли здесь и повсюду, кроме Африки, да и там они встречаются крайне редко. На вашем месте я бы радовался тому, что это существо окаменело. Ононо – сильные безжалостные противники. И вдобавок каннибалы.- Действуя посохом словно рычагом, Лобковиц начал сдвигать голову на край тропы. Она сразу покачнулась, потом внезапно опрокинулась и покатилась в глубокую пропасть, ударяясь о стены. Я проводил ее взглядом, ожидая, что она упадет в реку, но голова с хрустом вломилась в рощицу темных деревьев. Я поймал себя на мысли, что желаю ей мягкого приземления. Теперь тропа была свободна.