Древо жизни

Жак Кристиан

Воцарилось глубокое молчание.

Между юношей и змеей расстояние меньше трех шагов. Оба застыли неподвижно, как статуи, казалось, кобра вот-вот бросится.

Поплыли бесконечные мгновения ожидания...

И чудо произошло! Как во времена Осириса, когда шипы растений не кололи, а дикие звери не кусали. Довольная жестом подношения, змея исчезла на соседнем поле. Не было лучшего предзнаменования для собранного урожая.

— Парни и я приносим тебе извинения, — сказал очень смущенный верзила. — Откуда нам было знать, что тебе

покровительствует богиня. Надеемся, что ты не слишком рассердился и согласишься разделить с нами трапезу. И хорошо, если ты станешь нашим бригадиром. Мы тогда тоже будем под защитой.

От голода в животе урчало, и Икер не заставил себя долго упрашивать.

— Поскольку ты за главного у жнецов, — сказал Икеру помощник управляющего, — тебе поручается отвести ослов на гумно. Ты тихо разгрузишь мешки с ослов, а дальше дашь действовать тем, кто будет исполнять ритуал, и не будешь задавать никаких вопросов.

— Значит, будет какая-то церемония?

— Не задавай никаких вопросов.

Возглавив караван из пяти ослов, которые знали дорогу лучше, чем он, Икер отправился на гумно, окруженное скирдами пшеницы. Ослы остановились сами по себе, и юноше даже не потребовалось пускать в ход палку.

На гумне двое писцов записали количество мешков. Часть мешков предназначалась крестьянам и их семьям, часть — хлебопекарне провинции. Закончив свое дело, писцы удалились.

Остались только девять начальников полевых работ, семь веяльщиц и три жреца, один из которых был флейтистом.

— В самой форме гумна, — сказал он, — скрыт иероглиф [7] , который означает «в первый раз», то есть то первое мгновение, когда проявило себя творение. Воздадим хвалу богине жатвы.

7

Sep tepy, «в первый раз».

Двое его коллег воздвигли небольшой деревянный алтарь, на который поставили кувшин с молоком, хлеб и сласти.

— Мы печалились во время погребения доброго пастыря Осириса, — продолжил флейтист. — Зерно было зарыто в землю, и мы считали его умершим навсегда. А теперь как обильна жатва! Мы можем радоваться! Пшеница и ячмень растут на спине Осириса, это он несет в себе богатства природы, никогда не устает и не издает ни одной жалобы. Пусть начальники полевых работ положат на ток содержимое своих мешков.

Икер был так счастлив, что принимает участие в ритуале, что даже не почувствовал тяжести своей ноши.

— Пусть приведут ослов, — приказал флейтист, — и пусть ведут их по кругу.

— Пусть отгонят их, — запротестовал другой жрец, — пусть не смеют они бить своими копытами моего отца! Ослы Сета не должны топтать зерно Осириса!

— Таинство должно быть исполнено до конца, — твердо сказал флейтист.

Ослы кружили и кружили по площадке; они были такими же серьезными, как и наблюдавшие за этой сценой люди.

Не постигая полностью всей значимости происходящего, Икер чувствовал, что присутствует при главном событии. Он задал бы сотню вопросов, но, затаив дыхание, молчал.

— Пусть очистят зерна, — потребовал флейтист.

Оба других жреца вывели ослов с гумна, и наступила очередь веяльщиц приступать к работе.

Исполнив свою миссию, они наполнили мешки и положили их на спину ослов.

— Пусть слуги Сета отвезут Осириса на небо, откуда он осыпет своими благодеяниями эту землю, — приказал флейтист.

Образовалась целая процессия, которая отправилась на крышу.

— Пусть начальник жнецов разгрузит ослов, чтобы они забрались на самую высокую крышу и высыпали содержимое своих мешков.

«Значит, — подумал Икер, — крыша соотносится с небом, где живет дух Осириса, содержащийся в зерне».

Под глубоким впечатлением от увиденного Икер медленно спускался по лестнице. Босыми ногами он ощущал шершавые известняковые ступени, и это делало более острым контраст между обычной жизнью и иной реальностью, которую открывал ему ритуал.

Флейтист, два других жреца, начальник жнецов и семь веяльщиц простерлись ниц перед величественным высоким человеком с глазами мудреца, полуприкрытыми тяжелыми веками. У него был такой пронизывающий взгляд, что он пригвоздил Икера к месту. Тонкий прямой нос, жестко сжатый рот, выступающие скулы, могучие плечи... Портрет этого сурового человека дополняли крупные уши, способные уловить малейший шорох Вселенной.

На нем была льняная одежда на одной бретели, проходившей через левое плечо, и прямоугольный фартук с изображением грифона, раздирающего врагов Египта.

Кулак флейтиста заставил Икера растянуться на земле.

— Преклонись перед фараоном, дарующим всем нам жизнь!

13

Сесострис поднял к небу подношение из пшеницы и ячменя, предназначавшееся богам. Затем стал подниматься по лестнице, ведущей на самую высокую из крыш, и с помощью головни зажег жаровню, на которую были положены небольшие кусочки ладана.

Продолжая исполнять свой ритуал, царь подумал о взгляде встреченного им юноши. Его взгляд не был похож ни на один другой.

С глубоким вниманием Икер слушал фараона.

— Осирис умирает и возрождается, он отдает себя нам, чтобы питать свой народ. Отец и мать всех людей, он творит зерна таинственной, заключающейся в нем силой, чтобы обеспечить жизнь живых существ. Все живут благодаря его дыханию и его телу — телу того, кто пришел с пламенного острова, чтобы воплотиться в злаках. Мы примем в себя тело Осириса, мы будем жить благодаря его растительному золоту.

Маленький Цветок поднесла царю куклу из колосьев. Таких «невест хлеба» делали все и выставляли на фасаде каждого дома до следующей жатвы.