Шрифт:
Михаил Николаевич Грешнов
ДРОБИНКА
Вечер сгустился до темноты, и только за деревьями сада, за лесом рдела, затухая, оранжевая заря. Когда же на веранде зажгли электричество, заря исчезла, ступеньки веранды ушли во мрак, точно в океанскую глубину, где смутно, как водоросли, маячили ветви яблонь. Зато стол, покрытый скатертью, ослепительно вспыхнул, чайные чашки, ваза с вареньем заблестели, как горсть самоцветов.
– Всегда так, - сказала Надежда Юрьевна.
– Включишь -
Иван Федорович молча усаживался за стол. Экспрессия в словах жены его мало трогала. Ему хотелось свежего горячего чая. День, как всегда, выдался многословный и хлопотный: начиналась экзаменационная сессия, консультации, коллоквиумы. Все это утомляло его, Фастова, доцента кафедры биохимии. К вечеру Иван Федорович валился с ног. Тут еще поездка на дачу пока доберешься, ни на что не обращаешь внимания, кроме как на желание поесть и отдохнуть,
– Дима!
– позвала между тем Надежда Юрьевна.
– Чай пить!
Груша, домработница Фастовых, внесла самовар, поставила на середину стола. Фастовы пили чай по-русски: из самовара, из блюдец. Вовсе не купеческая привычка - мода. Самовары во всех окрестных дачах, отставать от других Фастовым не хотелось.
– Спасибо, Груша, - сказала Надежда Юрьевна.
Вошел девятилетний Дима. Карманы его были подозрительно оттопырены.
– Опять яблоки?
– спросила Надежда Юрьевна.
– Сколько раз говорю - не ешь зелень!
Дима поморгал глазами, уселся за стол рядом с отцом.
Надежда Юрьевна начала разливать чай.
– Как Светлана Петровна?
– спрашивала она у мужа.
– Мария Георгиевна вернулась из отпуска?
Интересовалась она женами сослуживцев Ивана Федоровича. Светлана Петровна к тому же ее дальняя родственница, а К Марии Георгиевне у нее интерес особый: Мария Георгиевна должна вернуться из командировки в Финляндию.
– Мария Георгиевна вернулась, - ответил Иван Федорович.
– Вот кому счастье!
– сказала Надежда Юрьевна.
– Привезла небось...
Надежда Юрьевна, как всякая женщина, была неравнодушна к нарядам.
Иван Федорович знал слабости жены, привык к подобным вопросам, пропустил слова мимо ушей.
Наступила пауза, тишина, нарушаемая лишь громким прихлебыванием: Дима с видимым удовольствием тянул из блюдца чай.
– Дима!..
– сказала Надежда Юрьевна, строго посмотрела на сына.
Тот перестал тянуть, подлил из чашки в блюдце. Надежда Юрьевна обернулась к мужу спросить о чем-то еще и вдруг громко ойкнула:
– Ой!..
Иван Федорович и Дима оторвались от чая, подняли на нее глаза. Лицо Надежды Юрьевны исказилось, зубами она прикусила губу от боли, медленно оборачивалась боком то ли посмотреть в сад, то ли на что-то неизвестное сзади себя.
– Что с тобой?
– спросил Иван Федорович.
Надежда Юрьевна повернулась спиной к мужу и сыну - при этом через плечо она закинула руку назад, ощупывая что-то, - Иван Федорович и Дима увидели, как на белой блузке из-под пальцев ее текла кровь.
– Ты ранена?
– вскочил Иван Федорович.
– Мама!..
– Дима тоже вскочил.
– Ой!..
– произнесла еще раз Надежда Юрьевна, поднесла пальцы к глазам и, увидя кровь, медленно опустилась лицом на стол.
– Что это, Ваня?
– спросила она.
Иван Федорович уже стоял возле нее, рассматривал пятно на блузке. Потом повернулся к саду, поглядел в темноту.
– Что это, Ваня?..
– повторила Надежда Юрьевна.
– Спокойно, - сказал Иван Федорович и тут же, отвечая на вопрос Надежды Юрьевны, признался: - Сам не знаю, что это.
Обернулся к двери, ведущей в комнаты, крикнул:
– Груша!
Груша немедленно появилась.
– Бинт!
– сказал он.
– И йод! И сейчас же позвони "Скорой помощи"!
– Что случилось?
– спросила Груша, видя склоненную к столу Надежду Юрьевну.
– Бинт немедленно!
– крикнул ей Иван Федорович.
Через минуту бинт и склянка с йодом были в его руках. Груша кинулась к телефону. Иван Федорович и Дима повели Надежду Юрьевну в комнаты и здесь уложили на диван.
– Это опасно?
– спросила Надежда Юрьевна.
"Скорая" должна прибыть из Москвы, Москва от дачного поселка в сорока километрах, прикидывал Иван Федорович. Врачи приедут не раньше, чем через полчаса.
– Больно?
– спросил он жену.
– Больно, - ответила Надежда Юрьевна.
– Потерпи, - сказал Иван Федорович.
А Дима спросил, как давеча спрашивала Надежда Юрьевна:
– Что это?
"Ранение, - думал Иван Федорович, - пулевое. По-видимому, из малокалиберки. Развелось этих охотников - ночью и то нет покоя... А жена молодцом
не хнычет, не закатывает истерику". Но Надежда Юрьевна сказала с раздражением:
– Ответь же ты сыну!..
Иван Федорович сказал Димке:
– Иди отсюда, тут тебе не место.
Обнажил ранку чуть пониже белых пуговиц лифчика, смазал вокруг йодом. Надежда Юрьевна опять заойкала.
– Терпи, - сказал Иван Федорович и стал накладывать на рану бинт.
Димка стоял в дверях комнаты и глазел. Иван Федорович поглядел на него, ничего не сказал. Вошла Груша.
– Сейчас приедут, - сказала она.
– Дайте мне, взяла катушку бинта из рук Ивана Федоровича.