Дрожь земли
Шрифт:
Исследуя подступы к Чернобыльскому «тамбуру» перед тем, как в него сунуться, мы и засекли опередившего нас с телепортацией Ипата. Он и сопровождающий его Ползун уже подбегали к торнадо, и – любопытная деталь! – подбегали одни. Иных узловиков поблизости не наблюдалось. Еще вчера я обратил внимание на то, что этот орденский пес ловит меня без охотничьей команды. Но подумал тогда, что его братья попросту замешкались и отстали. Бегущий и сегодня в одиночестве Ипат навел меня на мысль, что в действительности никакой команды у него нет, и он вышел на сольную охоту. Поэтому, видимо, и спешил сейчас со всех ног к Цитадели. Дабы оказаться там раньше нас и получить таким образом над нами тактическое преимущество.
– Вперед! –
И припустил к торнадо с не меньшей, чем Ипат, прытью. Его решительный прорыв означал, что в данный момент близ входа в гиперпространственный тоннель нет серьезной опасности. И если мы поторопимся, то также успеем воспользоваться этими минутами предгрозового затишья.
Спутники без лишних вопросов догадались, чем вызвана моя спешка, и тоже были вынуждены поднажать. При этом на вмиг скуксившемся лице Жорика отразилось все его отвращение к спринтерским и прочим забегам, но вслух напарник протестовать не стал. Напротив, стиснув зубы, смиренно принял выпавшее на его долю очередное испытание. Тем более что оно было явно не самое трудное из тех, какие предстояли нам впереди.
Что-то крупное и тяжелое заворочалось в груде хлама, мимо которой мы пробежали, но выяснять, что за тварь мы всполошили, было некогда. Да и незачем. Пока она выкопается из-под мусора, нас уже засосет смерч. Черный Джордж и Арабеска сжимали в кулаках маркеры, загодя настроенные на нужный нам телепортационный курс. Я же в таком путеводном маяке не нуждался – роль моего маркера всегда и безошибочно исполнял алмазный паразит. Сейчас мне следовало лишь восстановить в голове нужный ориентир – образ Цитадели. Вот и вся гиперпространственная арифметика. После чего «тамбур» вынесет меня прямиком на Казантип, а не, к примеру, в Курчатник или Академгородок…
Описывать весь букет моих «телепортационных» переживаний нет смысла – в своем предыдущем рассказе я уделил им достаточно времени. Новых ощущений этот невесть какой по счету переход между локациями мне не подарил. Обычная заморозка с последующим распадом на атомы (это – для меня; мои спутники наверняка испытывали иные мучения), обычное воскрешение и несказанное облегчение. Катарсис, который неизменно охватывает вас после осознания факта, что вам опять удалось проделать гиперпространственный скачок и остаться в живых. А также не лишиться конечностей, жизненно важных органов и сохранить рассудок. Иными словами, не отдать себя в жертву Узлу ни целиком, ни по частям. Кто как, а я всегда считал удачный финал своих телепортаций поводом отпраздновать внеплановый день рождения. Жаль только, без гостей, подарков и торта со свечками. Но и просто воспрянуть духом, порадовавшись за свое везение, тоже никогда не лишне.
Сегодня по прибытии на Казантип у нас не было времени даже на мимолетную радость. Помимо обычного посттелепортационного дискомфорта, который мне напоминал кратковременное, но острое похмелье, я и мои спутники претерпели еще и радикальную перемену климата. Сухой и пыльный воздух чернобыльских пустошей сменила влажная, наэлектризованная атмосфера штормового Крыма. Это произошло настолько резко, что мы втроем захлебнулись безудержным, выворачивающим наизнанку кашлем. Казалось, будто он никогда не прекратится и в конце концов разорвет нам легкие. Впрочем, вскоре спазмы сошли на нет. Наше привычное к подобным климатическим перепадам дыхание адаптировалось и пришло в норму.
Одной проблемой стало меньше. Жаль только, остальные наши беды, в отличие от этой, разрешиться сами собой уже не могли.
Погодка на Казантипе, как всегда, откровенно не радовала. Но мы были готовы к такому
Ничего, прошли, не развалились. После чего, удалившись на сотню шагов от вращающейся черной колонны, вновь осмотрелись и осмотрели друг друга. Памятуя, как два месяца назад в Сосновом Бору Жорик впал в посттелепортационную кому и едва не погиб, я боялся, что история может повториться. Слава богу, все обошлось, и сегодня напарник не устроил нам такую невольную подлянку.
Вынесло нас тоже, можно сказать, удачно. Куда зашвырнуло вышедшего из «тамбура» десятью минутами раньше узловика, черт его знает, но мы очутились на северной стороне смерча. И сейчас он возвышался аккурат между нами и Цитаделью, заслоняя нас от нее и ее оборонных периметров. Сложись все иначе, нам тоже могло бы повезти остаться какое-то время незамеченными. При разгуле крымских бурь видимость и связь были дерьмовее некуда. Чтобы вызвать подмогу, Ипату наверняка придется сначала добежать до ближайшего рыцарского поста. Но все равно, нарисуйся мы к югу от «тамбура», столкновение нос к носу с патрулем хозяев Цитадели было бы для нас почти неизбежным.
– Отлично! – подытожил я, когда мы, оглядевшись, присели за укрытие обсудить ситуацию. – Дождь нам в помощь! Пока он льет, надо успеть незаметно обойти Цитадель. А затем выдвигаемся к условленному месту и дожидаемся дракона. Динара! Ты, кажется, обмолвилась, что была недавно на Воющем поле? Безопасную дорогу туда помнишь?
– Я бы, конечно, не назвала ее безопасной, – поморщилась питерка, – но в дождь рассмотреть ее с Цитадели все-таки сложнее, чем в другое время.
– Что ж, значит, веди…
Воющим полем назывался обширный участок местности, располагавшийся примерно в четырех километрах к востоку от Цитадели, на берегу пересохшего Акташского озера. Говорили, что когда-то там была сооружена первая в Советском Союзе солнечная электростанция, которую впоследствии по забытым ныне причинам перепрофилировали в ветровую. В таком виде она и дожила до Катастрофы. И, что любопытно, практически благополучно ее пережила, существуя и по сей день. Около двух сотен возведенных на высоких опорах трехлопастных ветряков продолжали неустанно рубить воздух. И ни один из них (так, по крайней мере, утверждали знающие сталкеры) упорно не желал разваливаться. По меркам Пятизонья это являлось не таким уж великим чудом, но тем не менее стойкость этих конструкций заслуживала уважения. Особенно с учетом дующих на Керченском острове изо дня в день ураганов.
Изъеденные скоргами, покрытые ржавчиной, опутанные автонами и кое-где покосившиеся ветряки вращались во время бурь с такой скоростью, что каждый из них начинал при этом громко и протяжно завывать. Двести этих «вокализов» звучали в унисон и сливались в единый душераздирающий вой. Он разносился над пересохшим озером и берегом Татарской бухты то усиливаясь, то вновь затихая, и умолкая лишь когда шторм прекращался. Ветрякам везло, что за грохотом бурь их дьявольские концерты не долетали до Цитадели, а иначе Командор давно приказал бы снести их все до единого. Но пережидать непогоду рядом с ними было той еще пыткой. Пение шестисот разгоняющих ветер лопастей пробирало до печенок и повергало в дрожь не хуже, чем рев «драконьего базара». И лишь обладающие железными нервами сталкеры могли выслушать подобную ораторию от вступления до финала с невозмутимым лицом и без проклятий.