Друг на все времена
Шрифт:
– А откуда вы узнали, что именно сегодня мы должны будем ехать к Джунаид-хану? – спросил я.
– По велению великого и всемогущего хана Джунаида его верные люди находились вблизи тебя,– ответили они.
В пути на все наши вопросы они неизменно отвечали:
– Не знаем, не велено, запрещено.
В басмаческий стан мы приехали поздно вечером. После ужина легли отдохнуть, а утром были приглашены к хозяину. Когда мы вошли в помещение хана, он тяжело поднялся, подошел ко мне и, пожимая мою руку, стал внимательно всматриваться в мое лицо.
– Вот
Он посадил меня рядом с собой, и после обильного угощения мы приступили к переговорам. Я, как мне было поручено, передал Джунаид-хану требование о немедленном освобождении из-под ареста членов Хорезмского правительства. После долгих препирательств и необоснованных обвинений в адрес последних он все же согласился удовлетворить наши требования.
Когда мы прощались, Джунаид-хан, пожимая мою руку, тихо сказал:
– А может быть, останешься у меня?.. Все будет твое...
Эти слова, как огнем, обожгли меня, и я, вырвав руку, быстро направился к выходу...»
– Вскоре,– спокойно окончил свой рассказ контр-адмирал,– от Джунаид-хана к Шайдакову перешла большая конная группа басмачей во главе с Ак-Тельпеком. Будучи дальновидным, уверенным в правоте нашего общего дела и бесстрашным красным воином, Николай Алексеевич взял этого юзбаши (сотника) своим ординарцем, и тот был ему всегда боевым другом.
Один за всех, все за одного
...Поскольку есть у каждого чуткости к страданию за общественные бедствия, настолько он человек.
Откуда присущие большинству людей чувства острой привязанности к близким и сочувствие к чужой боли, готовность оказать другим помощь и благородная забота о слабых и больных, стремление быть справедливым и осуждение эгоизма?
38
Крамской Иван Николаевич (1837–1887) – русский художник.
Все это называют часто результатом социальной, то есть общественной, природы человека. Но ведь проявления иных прекрасных чувств наблюдались и в животном мире.
Об интересном эпизоде рассказал однажды ветеринарный врач М. Ривчун. В одной семье смотрели по телевизору фильм «Ко мне, Мухтар!». Смотрел картину и пес-боксер Джага. Ривчун описывал это так:
«Когда по ходу фильма раздавались команды Мухтару: «сидеть», «стоять», «лежать», Джага незамедлительно тоже выполнял приказания. Услыхав «аппорт!», он бросился к экрану. Не обнаружив «аппорта», боксер пошел за телевизор, но и там было пусто. Его это крайне озадачило. Такую реакцию Джаги можно объяснить хорошей тренировкой, но команду чужого он выполнять не должен бы! Только необычность ситуации может оправдать его.
Мухтар тем временем вступил в схватку с бандитом. Джага бросился на помощь Рванулся к экрану и... заскулил. Увы, он был бессилен. Услыхав стон раненого Мухтара, Джага поднял голову и тревожно и громко взвыл. Потом лег, и все увидели, как у Джаги покатились слезы».
Чем же такое поведение отличается от поведения человека, существа общественного?
Тем, что животное во всех случаях видит только непосредственно видимое, то есть то, что в данную минуту стоит перед его глазами.
Совсем иное – у разумных обитателей планеты. На них действует и невидимое.
Уже у людей каменного века общественный инстинкт был тесно связан с родом. Если тяжело раненный волк настолько перестает существовать для стаи, что она способна его сожрать, то люди даже в доисторические времена помнили не только о живых, но и о мертвых.
– И душили стариков... – напомнят мне о варварском обычае.
Да, и душили стариков, чтобы снять обузу с племени.
Душили стариков... и тут же увековечивали их память – запечатлевали образ предков в рассказах и легендах, в наскальных изображениях и изваяниях.
Ушедшие не оставались в долгу перед живыми: они помогали последующим поколениям традициями и правилами, наставлениями и советами, сложившимися на основе опыта и жившими века.
В известном смысле живым помогали и неродившиеся: задумываясь над будущим, стараясь оставить что-то хорошее для потомков, человек поступает в своих делах уже не так, как делал бы для одного себя. Строит долговечные дома и капитальные технические сооружения, заботится о будущем полей и о сохранении памятников искусства.
Потому и выжил человек в неблагоприятных условиях существования: на его стороне было, во-первых, его племя, а во-вторых, люди других поколений. С современниками плечом к плечу в борьбе за жизнь стояли как ушедшие, так и потомки.
Мы знаем этот прекрасный боевой лозунг: «Одни за всех, все за одного». Он прозвучал давно. И помогал людям приобретать ту одухотворенную способность, которая умножала (или возводила в степень) усилия одного. Одного, рвущегося к общей цели.
И сегодня старый лозунг звучит часто. А говорит о чем-то большем, чем в былые времена. Отдельный человек стал сильнее, возможности его несказанно увеличились. Когда он помогает обществу, «идет за всех», он в состоянии сделать нечто значительное, такое, о чем не смели и мечтать его предшественники.
Возросли возможности отдельного человека делать что-то хорошее. А плохое? Увы, подобные возможности увеличились тоже.
«Человек стал гигантом»,– часто пишут бойкие репортеры. Но в том-то и дело, что пока еще нет. Во всяком случае – в массовом масштабе.
Я выразился бы осторожнее. Сказал бы просто: «Человек приобрел гигантский багаж». А уж донесет ли каждый конкретный человек свою поклажу до назначенного места, послужит ли светлому будущему людей – вопрос особый.
Каждый, вероятно, не донесет.