Друг в зеркале

Воробей Вера и Марина

Телефон зазвонил снова. Туся одной рукой продолжала вытирать щенка, а другой взяла трубку.

– Это снова я, – заговорил Герман. – Это ничего, что ты ходила в больницу. Я тебя прощаю.

– Это очень мило с твоей стороны, – иронично cказала Туся, но Герман был не, в том настроении, чтобы уловить эту иронию..

– Мне очень нужно тебя увидеть, – сказал он. – Через полчаса я приеду к твоему дому.

– Не надо Никуда приезжать! – почти закричала Туся. – Я никуда не пойду! Не хочу с тобой встречаться!

На секунду ей показалось, что она имеет дело не с человеком, а со снежной лавиной и что в любой момент ее может накрыть с головой.

– Значит, все-таки докторишка тебе обо всем рассказал… – заключил Герман. – Ну это ему так не пройдет. И тебе. Тебе это тоже не сойдет с рук. До скорой встречи!

И Герман опять повесил трубку.

Похоже, ему нравилась эта игра – тысячу раз обижаться, бросать трубку и перезванивать снова и снова. Он часто делал так и раньше, и сначала Тусе даже нравилась эта манера, она видела в ней проявление сильных чувств. Но теперь она понимала, что такое поведение – один из симптомов болезни.

Следующие несколько дней были сплошным кошмаром.

Туся получила несколько телеграмм невменяемого содержания. «Встреча неизбежна, как бы ты ни старалась» – гласила одна из них: «Не отделаешься легко от того, что в сердце глубоко» – угрожала вторая. Дальше текст становился все длиннее и все бестолковее.

Герман приезжал к зданию школы, подкарауливал Тусю около дома. Он хотел с ней поговорить, но не приближался, если она была не одна. А Туся все время была с кем-то. Несколько раз даже проводила Кахобера Ивановича до дома, потому что им было по пути.

– Люди стараются делать добро, ведь плохого никто не хочет, а получается, что все время делают друг другу больно, почему так? – неожиданно спросила его Туся.

– Добро… – задумчиво произнес Кахобер. Беда в том, что все понимают его по-разному.

– А разве добро – это не то, что хорошо?

– Смотря кому. Для зайца добро – это быстрые ноги. Для волка добро – это сытый желудок. Как им понять друг друга? Убежит заяц, огорчится волк, не убежит… Сама понимаешь…

Туся засмеялась и заглянула в доброе, широкое лицо Кахобера.

– Но ведьмы не волки и не зайцы;– сказала она. – Мы люди, а все равно ничего не получается.

– И люди делятся на породы, – ответил Кахобер. – Вот ты встречала умных и добрых животных

– Да, у меня живет щенок. Очень умный.

– А злых людей?

– Тоже встречала, – кивнула Туся. ;

– Вот и пойди разберись, – развел руками Кахобер. – Трудно научиться понимать эту жизнь, а как только научишься – пора помирать…

Кахобер редко говорил о таких грустных вещах.•Обычно он рассказывал смешные истории и шутил, да так, что у слушателей потом животы болели от смеха.

Тусе отчего-то стало его жалко, как всегда бывает жалко веселого человека, который вдруг загрустил. «Наверное, ему печально оттого, что ему сорок лет, и оттого, что все самое интересное в жизни уже прошло», – подумала она.

14

Домой идти не хотелось, и Туся пошла к Лизе, потому что в гостях у подруги она чувствовала себя в безопасности.

А что ее ждет дома? Звонки с угрозами, телеграммы или записки под дверью. Она от всего этого устала и утешала себя только тем, что, если Германа выписали из больницы, значит, серьезной опасности он не представляет.

– Я бы на твоем месте не была так спокойна, сказала Лиза, сидя на диване в своей комнате и листая альбом со старыми фотографиями, – это действовало на нее успокаивающе. – Никто не знает, что взбредет ему в голову. – Лиза была встревожена.

– Надо было тебя послушаться, – неожиданно призналась Туся. – Ты ведь с самого начала говорила, что не стоит с ним встречаться.

– Да ладно, – отмахнулась Лиза. – Нельзя же вернуться в прошлое и все переделать, поэтому даже не думай об этом.

Туся посмотрела на подругу с благодарностью.

Обидно, когда, не послушавшись справедливого совета, сядешь в лужу, а потом советчик еще сыплет соль на раны, говорит: «Я же предупреждал, а ты…» Но Лиза нив чем не упрекала Тусю, она лишь хотела вместе с ней найти выход.

Неожиданно зазвонил телефон.

Туся вздрогнула и испуганно покосилась на Лизу.

– Ты стала очень нервной, – сказала Лиза, снимая трубку. – Але?

Она побледнела и протянула трубку подруге.

– Это Герман… Говорит, что-то срочное. Откуда он узнал, что ты здесь?

– Да он все время следит за мной, – сказала Туся, бледнея. – Я слушаю, – произнесла она в трубку.

Она слушала, и лицо ее – сначала такое бледное – покраснело от гнева.

– Этого не будет никогда! Слышишь, никогда! – прокричала она. – Думай обо мне, как о Нате, представь, что я тоже умерла, только оставь меня в покое!

Туся бросила трубку. Разговор был закончен, а она все не могла перевести дыхание, чтобы пересказать Лизе слова Германа.

– Что он говорил? – спрашивала Лиза. – Что случилось?

– Даже повторять не хочется, – мрачно произнесла Туся.

Она встала и нервно заходила по комнате. Она то подходила к окну, то пряталась за штору.

– Туся, ты меня пугаешь, – сказала Лиза. – Думаешь, он звонил из телефонной будки и теперь следит за тобой?

– Ты не представляешь, какой он хитрый, убежденно, сказала Туся. – От него всего можно ожидать.

Она посмотрела на Лизу с такой тоской, что той, стало не по себе.

– Не могу больше здесь оставаться, – проговорила Туся. – Этот город давит на меня. Мне везде мерещится Герман.