Друг в зеркале
Шрифт:
Туся снова заплакала. Напрасно говорят, что беда объединяет людей. Чаще бывает наоборот – в горе каждый чувствует себя непонятыми одиноким.
– Зачем ты встала? – спросил Герман.– Собираешься уходить?
Туся действительно хотела уйти после обвинений Германа, даже взяла свою сумку, но теперь замерла в нерешительности.
– Я тебя не удерживаю, – грустно сказал он. – Можешь идти.
Неподвижным взглядом он принялся разглядывать узоры на ковре.
– Герман, – позвала она.
– Можешь ничего не говорить, –
И тут на Тусю нахлынула волна необъяснимой нежности к этому странному, непонятному человеку. Она вспомнила все лучшие дни, которые они провели вместе, их поездки за город, прогулки вдоль реки… Вспомнила, как он первый раз ее поцеловал под мостом, когда над ними проносился поезд. Тогда ей показалось, что они уносятся вслед за вагонами – кудато очень далеко, где не бывает одиночества и грусти.
«Неужели все это было ошибкой? – спрашивала она сама себя и не могла поверить. – Неужели я обозналась, принимая его за близкого, единственного человека?»
Теперь, когда ему было так плохо, Герман не цеплялся за нее, не удерживал, и именно это не позволяло ей уйти, бросив его одного.
«Я не имею права на него обижаться, – решила Туся. – Главное – пережить это несчастье, а потом все как-нибудь обойдется».
– Герман, – сказала она вслух, – я и не собиралась никуда уходить.
Она села с ним рядом, взяла его за руку и ласково посмотрела в глаза. Теперь, когда он был так несчастен, так нуждался в ее тепле, он был ей ближе и дороже, чем раньше. Она коснулась его щеки, провела по растрепанным волосам…
Но Герман, неправильно истолковав ее порыв, притянул Тусю к себе и крепко прижал к груди. Его ласки становились все настойчивее, а поцелуи все горячее.
– Герман. – Туся попыталась высвободиться из его объятий, но это оказалось не так-то просто. Герман, прошу тебя…
Но он как будто не слышал. Его руки торопливо расстегивали пуговицы на ее платье, а губы жадно искали ее губ.
Никогда раньше Туся не попадала в такое дурацкое положение. С одной стороны, ей не хотелось обижать Германа, особенно сегодня, но, с другой стороны, она не чувствовала радости от его прикосновений и напора, скорее, ей было неприятно.
– Прекрати, – наконец вырвавшись из его объятий, крикнула Туся. – Мы не должны этого делать.
– Почему? – Дыхание Германа стало неровным. – Разве ты меня не любишь?
– Люблю, – просто ответила Туся. – Но это совсем другое.
Герман усмехнулся. В его усмешке было что-то пренебрежительное и обидное для Туси, и она это смутно почувствовала.
– Ты смеешься надо мной? – прямо спросила она. – Считаешь меня маленькой?
– Никогда не считал. До этого момента…
Он лежал, безжизненно свесив руку с кровати, а Туся сидела рядом в напряжении, готовая в любой миг вскочить.
– Разве ты не понимаешь, что я взрослый человек, не то что твои школьные дружки? Мне не достаточно
– Значит, тебе недостаточно меня? – со слезами в голосе спросила Туся.
– Достаточно, – сказал Герман. – Но ты нужна мне вся. Если бы ты меня любила…
– Если бы ты меня любил, то не настаивал бы. Туся заплакала, размазывая слезы по лицу.
– Ты что же думаешь, меня можно обмануть? – ни с того ни с сего спросил Герман. – Ошибаешься, это не так-то просто.
– Обмануть? Я и не думала тебя обманывать. Туся была в полном недоумении.
– Я все видел, милая, не отпирайся. – Выражение лица Германа не предвещало ничего хорошего. – В кафе стеклянные двери. Вы сидели у входа. Ты и твой дружок.
Туся даже не сразу поняла, о чем он говорит, потому что после последнего поцелуя с Егором произошло столько событий, что тот день почти стерся из памяти.
– Ты говоришь про Егора? – Герман утвердительно кивнул.
– Не хотела тебя расстраивать, но это была наша последняя встреча. Я думала, не случится ничего страшного…
– А ведь ничего страшного и не случилось, правда?
Туся, чувствуя подвох, несмело кивнула.
– Но только на твой взгляд, – мрачно произнес Герман. – Думаешь, мне приятно было видеть, как вы обжимаетесь на виду у всего кафе? Представляю, что вы выделывали наедине…
– Герман! – возмутилась Туся. – По-моему, я не давала тебе повода так обо мне думать!
– Я очень проницательный, – хвастливо сказал он. – Мне не обязательно видеть, чтобы знать.
Туся решительно поднялась.
– Думаю, мне пора уходить,– сказала она.
– Давно пора. Я не задерживаю.
– Только учти, что возвращаться я не буду, – предупредила она. – Это не в моих правилах.
Она еще искала свои ботинки в коридоре, когда услышала, что Герман включил музыку на всю мощь. Хлопать дверью не имело смысла, потому что он все равно бы ничего не услышал. Поэтому Туся ушла тихо, твердо решив для себя, что больше никогда не переступит порога этого дома. У нее в голове не умещалось; как Герман может быть таким несчастным и таким жестоким одновременно. Ей было горько, но вместе с тем она видела, что огромная, длинная жизнь расстелилась перед ней узорчатым ковром.
11
В будние дни бодриться и хорохориться гораздо проще, чем в выходные. Занятия в школе отвлекают от посторонних мыслей, всегда можно с кем-нибудь поболтать и забыть о том, что делает тебя несчастной.
Выходные же как будто созданы для того, чтобы напомнить одиноким людям, как они одиноки, чтобы оставить их наедине с самими собой и своими невеселыми мыслями.
В субботу Туся проснулась около двенадцати, но не вставала до часа. Да и куда ей было торопиться? Мама была на какой-то конференции, Лиза уехала с родителями на дачу: «Ловить последние теплые дни», как сказал ее папа, а Герман так и не звонил.