Другая Белая
Шрифт:
В Королевской галерее американцы:
— Говорят, у английской королевы больше работ Фаберже, чем в Кремле.
— Да, коллекция великолепная и по числу изделий она больше, но в Оружейной палате Кремля находится десять пасхальных императорских яиц, которые и прославили этого ювелира, а в нашей Галерее — три.
По нескольку раз в день Марина объясняла, что бесценная коллекция собиралась правителями Англии на протяжении столетий, но не является частной собственностью королевы: она лишь хранит ее для нации.
Самые трудные вопросы, как всегда, — детские. Мальчишка лет десяти, подталкиваемый отцом:
— Папа говорит, что история — самый страшный предмет на свете, потому что в ней — все мертвецы, это так?
Марина весело ответила:
— Это отчасти так. Ты что хочешь
Папа хохочет:
— Мы подумаем.
Конечно, проблемы были. Например, она никак не могла привыкнуть обращаться к мужчинам «sir» и к женщинам — «madam». Ну какие же они «сэры и мадамы»?! Туристы, и одеты, кто во что горазд: «дамы» любого возраста и телосложения в шортах и майках, их спутники не лучше, у большинства — тяжелые рюкзаки за спиной… С завистью смотрела на коллег, которые произносили титулы автоматически, не задумываясь. «Это во мне все еще „совок“ сидит с его „мужчиной“ и „женщиной“».
На утренних брифингах почти не понимала, что говорит молодая женщина-менеджер, пару лет назад приехавшая из Новой Зеландии. «Да, акцент, но другие же ее понимают». Спросила однажды, оказалось, что и другие ничего не понимали, просто стояли и наслаждались солнечным утром. И сколько еще всего было по мелочи…
С первых дней коллеги рассказывали Марине, что в музее работает женщина, у которой русский муж. Прошло уже несколько недель, а встретить эту женщину так и не удавалось. В один из воскресных дней она обратила внимание на молодую пару с коляской, гулявшую по залу. Глянула в коляску, — а там маленькая девочка с серыми глазками. Девочка эта могла быть только одной национальности — русской. Подняла глаза на родителей: а вот и русский папа, который создал свою копию. Мама — совсем другая. Марина уже догадалась:
— Пэт?
— Марина? — обнялись.
Заговорили по-английски все трое сразу, но Пэт спохватилась:
— Говорите на своем языке — он скучает.
Муж, Сергей, был симпатичным простоватым «качком» Марина спросила его, как жизнь.
— Да плохо. Работы нет. С английским проблемы. С квартирой проблемы. Пэт согласна в Москву переехать, а там что? Вы же знаете, наверно, сколько стоит снять даже однушку на окраине. Отец недавно умер, мать зовет жить вместе…
Пэт, услышав знакомые ей, наверное, слова «отец» и «мать», присоединилась к разговору на английском:
— Папа Сергея умер. Мы были на похоронах — такое горе, такое горе… Помолчали. Обменялись номерами телефонов.
Познакомились Пэт и Сергей в России на теплоходе, который шел из Москвы в Питер через Кижи. Пэт была с подружкой, и Сергей — тоже с подружкой. Своей. Пэт отбила. Марина чувствовала, что англичанка любила русского парня. Всегда его хвалила: какой он заботливый, как девочку любит, ни в какие пабы не ходит, как его сверстники в этой стране.
— Вы знаете, Марина, мне очень повезло. Наши парни жениться не хотят и любить не умеют — только секс подавай.
Вот так. Слышать такое о соотечественнике было приятно.
Приятельские отношения завязались у Марины и с милой женщиной по имени Мэри. Невысокого роста с некрашеной седой головой, но модной стрижкой, она всегда выглядела элегантно — даже в «суровом» форменном костюме. И туфли на ней всегда были модные и дорогие — что еще может украсить женщину в форме? Мэри работала здесь давно, была в штате музея. На работе общаться было почти невозможно, но иногда они шли вместе до метро после работы. Марина, не углубляясь и не драматизируя, рассказала про развод. Мэри это никак не прокомментировала, о себе сказала, что замужем никогда не была и не хотела, дочку вырастила одна. Долгое время работала учительницей в школе. При упоминании об этом она нервно замотала головой, как будто с кем-то не соглашаясь:
— Все ногти там обломала! — она посмотрела на свой безупречный маникюр.
— Приходилось работать физически? — уточнила Марина.
— О, там нужны твои силы без остатка, а ногти… это я смеюсь. Знаете, когда мы учились, была теория «ребенок — пустой сосуд, который нужно наполнить знаниями», а сейчас теория другая: «ребенок — шкатулка с драгоценностями, которую нужно уметь открыть». Вот и открывала так, что без ногтей осталась, — Мэри расхохоталась. Потом снова посерьезнела:
— Когда мы учились, учитель был для нас высшим авторитетом. А посмотрите, что сейчас! Предмет такой ввели — «права ребенка», и в каждом взрослом учат видеть потенциального врага. В этой стране всегда кидаются в крайности.
Насчет кидания в крайности Марина промолчала, но со знанием своих прав у современных подростков сталкивалась сама. Как-то шла по Oxford Street и остановилась: трое мальчишек, разыгравшись посередине тротуара, мешали пройти. Она дотронулась до плеча одного из них и немедленно получила в ответ:
— Вы не имеете права меня трогать!
Oxford Street была недалеко, и как ни занята была Марина работой и подготовкой к ней, в выходные дни она иногда выезжала в центр. В один из солнечных дней шла по улице, задумавшись, и вдруг почувствовала оживление среди прохожих: смеялись, фотографировали. Оглянулась — прямо по проезжей части улицы (по воскресеньям ее центральная часть, как правило, закрыта для машин) ехали велосипедисты, их было много, очень много, они заполонили собой всю дорогу, и были… голыми, в буквальном смысле — без ничего. На некоторых, правда, были шлемы, а за плечами — рюкзаки. Марине стало и смешно, и, говоря честно, противно: велосипедисты всех возрастов — от юного до преклонного, обоих полов и всех имеющихся в природе и в Лондоне комплекций. Поток не кончался. Марина отвернулась, когда рядом с ней проехала голая тетка с необъятными, трясущимися и раскачивающимися во все стороны частями тела. Чтобы избежать этого зрелища, зашла в «House of Frazer», истратила четырнадцать фунтов на не очень-то и нужную ей помаду. Такова была ее «плата за выход» из этого странного действа. Придя домой, она включила телевизор, ожидая объяснения под рубрикой Breaking News [104] , но ни в горячих, ни в обычных новостях о том, что видела, не было произнесено ни слова. На следующее утро отыскала крохотную заметку в популярной газете о том, что вчера в Лондоне на Oxford Street прошла очередная акция британского общества нудистов в защиту альтернативных средств передвижения и против загрязнения окружающей среды на улицах Лондона. Сухо, без комментариев. «А сами они эту среду, надо полагать, облагородили», — усмехнулась про себя Марина.
104
Горячие новости (англ.).
О Дэвиде Марина не вспоминала, по крайней мере днем. Ночью, конечно, память подбрасывала картинки, но в душе было пусто — ни сожаления, ни прощения. Марина не узнавала себя: она всегда была вспыльчивой, но отходчивой, всегда все прощала и первая мирилась, а тут — не могла и все! Думала: «Хорошо хоть, не звонит — номер телефона по фамилии узнать у провайдера проще простого». Хотя… почти каждый вечер… да, почти каждый вечер один и тот же индиец попадал «не туда». Марина вспомнила, что после нескольких бокалов вина Дэвид начинал говорить как-то по-другому — мягче. Он объяснял это тем, что в таком состоянии к нему возвращался его мягкий уэльский акцент, шутил еще, что уэльсцам очень легко имитировать индийский акцент. Этот «индиец», может быть, и не индиец вовсе? Как бы то ни было, Дэвид, наконец-таки, позвонил и сдержанно, по-деловому попросил о встрече.
Встретились у станции метро, сели на скамейку — идти куда-либо Марина наотрез отказалась.
— Выслушай меня, — начал Дэвид, — я не все рассказал тебе. Ты не все знаешь о моей жизни. Когда мы встретились в Москве, я лечился от страшной депрессии, поэтому и не звонил несколько месяцев. Меня предала женщина, с которой я хотел встретить старость и умереть. Она была гораздо моложе, закрутила со мной, когда я еще работал, был боссом, думала, наверно, что богатый. Вместе мы не жили, встречались только — я все оттягивал женитьбу.