Другая Белая
Шрифт:
— Света, только знай, что будет очень трудно. Даже если человек такой, как пишет, тебе понадобится уйма терпения и доброты, — что еще могла сказать Марина?
— Да мне ли терпения занимать? — тихо и серьезно ответила Света. — А хуже, чем я живу, уже просто некуда.
«Скоро сказка сказывается…» На этот раз и дело было сделано на удивление скоро: на следующий день был получен ответ с адресом и вопросом, не нужны ли деньги на дорогу. Боб хотел прислать чек. Светлана отказалась, попросила только встретить на вокзале в Карляйле. Марина взяла у Боба номер телефона, дала свой, попросила сразу же позвонить ей как встретятся. Светлана решила ехать на следующий день. К концу следующего дня, Марина, не вытерпев, позвонила сама. Боб довольным голосом пробасил:
— Не волнуйтесь, все в порядке, она сама вам все скажет.
Света прокричала в трубку:
— Он хороший, я буду очень стараться ему понравиться! «Дай Бог, чтобы сладилось», — подумала Марина. Она все еще верила в чудеса.
Через
— Куда Светка делась?!
— В Карляйль уехала, — предвидя грозу и готовясь к обороне, ответила Марина. — Мы уже три раза созванивались. Ей там нравится.
Ирка плюхнулась в садовое кресло и вдруг горько-прегорько зарыдала с причитаниями, из чего можно было сделать вывод, что плакала она о чем-то своем — не о Свете.
Оказалось, что летом, когда Марина работала, и они не встречались, у Иры приключился роман. И какой! Все, как мечтала. Симпатичный и состоятельный сорокалетний домовладелец из Виндзора ходил в ее ресторан каждый день, как на работу, объяснился в любви, привел в свой дом, назвал хозяйкой, познакомил с сыном, даже поехал с ней на Украину знакомиться с родителями. Ира влюбилась «до смерти», как она выразилась. Стали жить вместе. И что? По ее словам, она умудрилась все испортить: все время была чем-то недовольна, беспричинно плакала, на что-то жаловалась, обижалась, в чем-то бесконечно упрекала… Сама не могла понять, что с ней происходило. Близился день его рождения, были приглашены его друзья и подруги. Ирина устроила сцену ревности. Перед самым праздником он попросил ее забрать свои вещи и уйти из его дома. Больше не отвечал на звонки. Поговорили лишь однажды.
— За что ты так со мной? Я ведь любил тебя, — с горечью спросил Крис.
Если бы она могла объяснить! Она сама ничего не понимала, эта красивая девочка, у которой в жизни было столько «прелестей»: садистка-мать, воровавшая в своем магазине все, что плохо и хорошо лежало, и вымещавшая свои проблемы на беззащитной девчонке, «бизнесмен»-любовник… Деньги, нервы, обиды, запивавшиеся французскими винами, а то чем и покрепче.
Марина молчала, потрясенная, а Ира все повторяла: «Почему? Почему?» Вдруг перестала реветь и зло бросила: «Отсюда не уеду никогда! Наше быдло рыгающее ненавижу!» После этого Марина месяца два ее не видела: с работы она уволилась, телефон не отвечал.
[Пережив депрессию, Ирина переехала в Лондон, снова нашла работу в ресторане с небольшой зарплатой, но очень щедрыми чаевыми, один из «женихов» помог получить постоянный вид на жительство. Она стала посетительницей дорогих клубов. Ожесточилась, погрубела, и как-то зло бросила Марине: «Никогда не рассказывайте мне о ваших детях!» Они перестали видеться. Позже Марина долго пыталась ее найти — не получилось. Даже Света, для которой починка крыши, счастливо завершилась беременностью и перспективой регистрации брака, ничего о ней не знала.]
Марина гуляла по любимому Виндзору. Смотрела на лица. Присматривалась к парам. Смотреть на молодых было забавно: для них главными были дети. Рожали не по одному, а по два, по три. И обязательно еще один у мамы в животике ждет своего часа присоединиться к семейству. Интереснее было разгадывать истории пар постарше, иногда даже очень постарше: ходят, как школьники, за ручку, но бросают друг на друга иногда такие взгляды…
Однажды гуляла по парку, присела на скамейку. На другом краю в обнимку сидела пара — мужчина и женщина лет пятидесяти (Марина уже научилась определять возраст сквозь морщины — по глазам, по выражению лиц). Смеялись чему-то, потом высокая загорелая спортивного вида женщина встала и потянула мужчину за руку, сказав: «Let’s go!» [113] , а тот, как бы в шутку, лениво протянул: «I can’t» [114] . Его подруга потянула его руку еще сильнее, и проникновенно, даже страстно, глядя ему в глаза, низким голосом сказала: «You can!» [115] Звук и явный смысл ее слов еще звучал у Марины в ушах, когда они уходили, взявшись за руки. Позавидовала. Кольнула заноза, что скрывать: «Выглядят не как любовники в привычном романтическом смысле, — скорее, партнеры. Наверное, надежность, уверенность друг в друге, партнерство для них… эротично? Россия-то всегда с Франции мерки снимала… А здесь все иначе — не лучше, не хуже, а по-другому». Марина как бы спорила про себя с Полиной и ее представлениями о природе влечения. Рассмеялась над собой: «Кто про что, а я… Девушка, подумай о чем-нибудь еще, кроме этого. Например, о том, что дома тебя ждут неоплаченные счета…»
113
Пойдем (англ.).
114
Не могу (англ.).
115
Можешь (англ.).
Счета приходили регулярно. Марина начала самостоятельную жизнь независимой одинокой женщины, иногда вспоминая свои страхи по этому поводу и смеясь над ними. Ей понравилось самой ходить в банк и в небольшой виндзорский супермаркет. Везде были очереди, но какие! Праздник души, именины сердца, а не очереди: люди стояли на расстоянии вытянутой руки, при неосторожном сближении — «Sorry» [116] . Но и стоять надо было физически, а не как в былые годы в Москве занимать три очереди сразу или сначала занять, а потом уже заполнять формы или собирать товары с полок. Наблюдала однажды перепалку — да какая там перепалка, в Москве бы подумала, что соседи встретились. Пожилой джентльмен сделал замечание даме, подошедшей близко к окошку кассира в банке: вас, мол, тут не стояло, на что та, вспыхнув, стала заверять, что к окошку подошла просто так: «Я никогда в жизни не была queue-hopper!» [117] Прыгать по очередям значит не уважать себя и окружающих. Иногда в супермаркете какая-нибудь старушка никак не могла достать из сумки кошелек, а потом еще полчаса осведомлялась о стоимости каждого товара. Марина при этом замирала, ожидая взрыва праведного народного гнева, но «народ» безмолвствовал: ни демонстративных вздохов, ни посматриваний на часы, не говоря уж о гневных окриках, не было. Люди миролюбиво и терпеливо ждали. И, подойдя к кассе, также неспешно здоровались, отвечали на шутки всегда приветливого кассира и уходили в хорошем настроении. Мамы с детьми, часто орущими в несколько голосов, беременные женщины стояли в общей очереди. Отдавать свое место в голове очереди и идти в хвост решались только самые отважные: старики и Марина. Зато и благодарность за это была такой горячей и искренней, что хорошее настроение не покидало до конца дня.
116
Простите (англ.).
117
Попрыгунья по очередям (англ.).
Неожиданно позвонила Айгуль. После того памятного вечера они встречались несколько раз. Один раз Марина пригласила всю семью на обед в их с Дэвидом дом. (Муж Айгуль Грэм очень не понравился Дэвиду. Typical! [118] Марина не помнила, чтобы ему кто-то когда-то нравился.)
Когда закончились приветствия и восклицания типа «давно не виделись!», Айгуль погрустнела и рассказала, что с Грэмом они разошлись, и она осталась одна с дочкой. Двое детей от первого брака («Я женщина с прошлым», — говорила Айгуль) подросли и жили отдельно. Марина удивилась новости, вспомнив, как у нее на кухне муж Айгуль признавался в любви к своей жене. Правда, очень театрально, как будто доказывал что-то.
118
Здесь: Как обычно (англ.).
— Мы ругались, не переставая. Это все из-за его мамы, она меня не хотела видеть и не пускала внучку к себе… Я так старалась ей понравиться, дочку назвала ее именем… Не помогло. Грэм меня любил, но в конце концов не выдержал, сказал, что не может бросить мать. Марина, я звоню посоветоваться. Мне больше не с кем. Мои коллеги, приятельницы… им я этого не могу сказать, они все такие сдержанные, такие устроенные. Мне плохо одной. Недавно я стала покупать Sunday Times [119] , там объявления о знакомствах на последней странице. Все-таки эту газету читают люди определенного социального уровня — выше среднего. Вот мне понравилось одно объявление: «Обеспеченный и образованный домовладелец ищет женщину-азиатку для отношений». Я позвонила, он предложил приехать. Что вы об этом думаете?
119
Воскресная газета.
Марине стало по-настоящему страшно, она даже перешла на «ты», чего между ними прежде не было.
— Айгуль, с тобой все в порядке? Ты здорова? Не смей никуда ездить! Приезжай ко мне в Виндзор.
Марина встретила ее на станции, они пошли в ее любимое кафе «Театральное» у моста через Темзу. «Господи, до чего хороша Айгуль, просто — „тополек мой в красной косынке“ [120] . Грэм — идиот, такую женщину упустил», — это было первой мыслью Марины при встрече. Приступили к «делу».
120
Название повести Ч. Айтматова.