Другая другая Россия
Шрифт:
— Людям вообще свойственно ошибаться, и комиссии тоже, — после долгой паузы произносит Алена Ахатовна. — Дело в том, что в раннем детстве диагноз поставить сложно. Иногда олигофрению путают с педагогической запущенностью. Ребенок постоянно приходит на урок неподготовленным, учителя жалуются: необучаем. А какая может быть обучаемость, если он приходит из школы домой, а там мамка пьяная лежит, есть нечего… — Алена Ахатовна снова переходит на специальную терминологию. — При поведенческих расстройствах, несдержанности и
— Но потом хотя бы признается в своей неправоте?
— Диагноз легче поставить, чем снять…
Со стены над кроватью Вани исчезла аппликация с мышкой и цыпленком. А сам Ваня перестал быть добрым. Вчера состоялся консилиум, на котором воспитатели разбирали его поведение. У Вани появились проблемы: бывший «ангелочек» — так его называли воспитатели — сделался жестоким. Бьет тех, кто «послабже»: может подойти и ни за что ударить кулаком. На консилиуме было принято решение — с ним должен работать психолог.
Присаживаюсь на кровать рядом с Ваней.
— Ваня, что-нибудь изменилось с тех пор, как мы виделись в последний раз?
— Ничего! — Ваня вскакивает, ударяет ногой соседнюю кровать и выбегает из комнаты.
Зимой убили его мать. Ее нашли мертвой с тупой травмой головы. Ей не было и тридцати. В это время Ваня был в Мурманске — смотрел подводную лодку вместе с женщиной, пожелавшей его усыновить. Та увидела Ваньку, когда детский дом выезжал на дачу в Надеево. Ванька ей понравился. А Анька — нет. Но Татьяна Захаровна была непреклонна: «Либо берешь обоих, либо ни одного». И тогда женщина из Надеева предложила познакомить Ванькину маму со своим неженатым сыном. Воспитатели детдома нашли ее, отмыли и повезли на смотрины. Но той жених не понравился: «Некрасивый он». «Принца, что ли, ждет?» — удивились воспитатели. Это было летом, а зимой ее убили.
Вернулся Ваня из Мурманска, Татьяна Захаровна пригласила его с Аней к себе в кабинет: «Ребята, приготовьтесь…» Ванька весь сжался, лицо руками закрыл, заплакал. А Анька сидит, улыбается, не может понять, что происходит. Потом наклонилась к Ваньке и тоже в слезы — как же, брата обидели…
— Не плачь, Вань, — успокаивали его ребята, — тут почти ни у кого мамы нету…
Но у Вани какая-никакая мама была. И он надеялся, что когда-нибудь она одумается и заберет их. Они все втайне на это надеются и любят своих родителей такими, какие они есть.
Скоро у Вани нашлась тетя — в прошлом финансовый директор «Ростелекома», в настоящем финансовый директор вологодского «Лукойла». Оказывается, все эти годы она жила в «губернаторском» доме прямо напротив детдома № 3, каждый день проходила мимо него, смотрела на играющих во дворе детей, но даже представить себе не могла, что среди них — ее родные племянники. Она давно порвала со своей пьющей родней. Сейчас
За столом рыжий Сашка, Саша, похожий на Газманова, Серега с таким же, как и раньше, ежиком на голове, Гера и Тимур. Мы вспоминаем, кто кем хотел стать два года назад. Звонит мой телефон.
— Алло, мам…
Ребята умолкают. Они смотрят на меня с завистью. «Мама» — запретное слово в детском доме. Я стараюсь себя контролировать, чтобы больше не произносить его при ребятах, и вдруг замечаю, как часто в разговоре с мамой его употребляю…
— Сереж, ты кем сейчас хочешь стать?
— Дальнобойщиком.
— А ты, Саш? Помнишь, ты хотел стать певцом…
— Не помню… Никем не хочу.
— А ты, Сашка?
— Я-то? А кем я могу стать? Сварщиком…
— А ты?
— Каменщиком. Буду кирпичи класть…
— А ты?
— А я — плотником…
— Вы в Москве живете, а Тимати-то видели? — спрашивает Серега.
— Видела.
— Настоящего? Не в телевизоре?
— Настоящего.
— А президента-то видели?
— А президента-то не видела…
— И мы не видели. Приезжали в Москву, ходили возле того здания, где он живет, но не встретили.
— А вы про какого президента — Путина или Медведева? — спрашиваю я.
— Про Пу-у-утина.
— И что бы вы у него попросили, если б встретили?
— Серьезно? — уточняет рыжий Сашка. — Я бы хотел в прошлое вернуться, чтобы ничего этого не было… Да только он не поможет…
— А я бы попросил, чтобы все детдома — фьють, — одним движением руки Тимур сносит воображаемые детдома…
— А я бы — не родиться…
— Кто это сказал?!
— Никто…
— А ты, Тимур, до сих пор хочешь приставку? Мы вам привезли…
— Не, я теперь мобилу хочу. И очки… Мне мама обещала…
— Да-а-а! Обещала она ему! — кричит Серега. — Больно он ей нужен! К нему только бабушка ходит. А мама всегда гуляет. Выкинет она его!
— Серега… — тихо говорит Тимур.
— Так честно же, — оправдывается тот.
— Королев, ну че ты? — толкает его рыжий Сашка. — Тут все такие…
К Тимуру пришла бабушка. Она ждет его у вахтерши. Я иду за ним по коридору. Навстречу мне — Юлька. Она прижимает к груди все ту же овцу в платьишке… Юлька почти не изменилась, а у овцы плюш совсем свалялся.
Серега ест печенье, принесенное бабушкой Тимура. Оба мальчика стоят возле нее и жуют.
— Хочу квартиру приватизировать, так не дают! — жалуется она мне.
— Почему не дают?
— А вот спросите! У меня двухкомнатная. Сын не женат. Но в ордер вписан внук. А как я его выпишу?