Другая единственная
Шрифт:
Вот и думай теперь, как ехать в офис, как показаться ему на глаза! А ехать надо.
Она так и осталась спать в трусах, как он раздел ее, так и спала, хотя могла бы принять душ, надеть ночнушку7. Оставила такую комбинацию из белья и собственного тела, какую он сотворил, почему-то хотелось, чтобы хоть в этом он был с ней минувшей ночью.
«Ох. Паша Самарин, что ж ты за мужик такой, совсем непонятный?» Холост, к женщинам неравнодушен, незамужние бабы из бухгалтерии и даже более-менее симпатичные уборщицы с придыханием рассказывали о славных ночах, проведенных на его даче. Гак почему же к ней он так холоден? Боится Булыгина? Но теперь, когда
— Паша…
— Да, Лена? Какие-то проблемы?
— Нет, просто пришла… Знаешь, у нас вчера все было так замечательно… Только ты очень спать хотел.
— Да, знаешь, я думаю о пропорции импортного товара и отечественного на нашем рынке. Все сводится к тому, что наши подтягиваются и можно предположить, что в ближайшем будущем станут доминировать. Этому есть несколько причин…
— Паш, можно не о работе? Знаешь, мне понравилась твоя дача, симпатичная. Если хочешь, я могу тебе подсказать кое-что по интерьеру.
— Нет, спасибо, я сам все знаю.
— Или посоветовать классных дизайнеров…
— Нет. Лена, я все уже продумал, строителям показал, рассказал и даже нарисовал эскизы. Вот смотри, наши закупают классное оборудование, леса у нас много, умных голов тем более. Могут делать классную мебель, сантехнику, но себестоимость на порядок ниже получается. И если…
— Паш, а может, сходим в театр? Или на концерт какой-то?
Он замолчал, глядя мимо нее отрешенным взглядом. Ну прямо как робот, которого сбили с панталыку странными вопросами, — таких показывают в американских фильмах, да и в наших тоже. Она не раз до этого и не раз после видела эти ею округлые, ничего не видящие глаза и всякий раз удивлялась. Хотелось встать и уйти, все ведь понятно было, но она все сидела в кресле рядом с его столом и смотрела, смотрела на него.
— В театр? — наконец сказал он. — Нет, извини, Лена, я занят вечером, не смогу.
— Ты какой-то странный сегодня, Паша! — с досадой сказала она. — Хоть помнишь, что между нами было?
— Извини, Лена, в офисе я не говорю о личном. Мы работаем в солидной компании, нам платят большие деньги, и мы должны тут работать, а все остальное… потом.
Она никак не ожидала такой резкой отповеди. Он ее целовал, обнимал, говорил, что она очень красивая девушка… И вдруг такое! Резко вскочила с кресла и убежала к себе, чувствуя, как растет в ее груди ярость к этому идиоту! Тогда больше всего хотелось отомстить ему за оскорбление, так отомстить, чтобы… И она отомстила.
С тяжелым вздохом и тоскливой усмешкой на губах Лена выбралась из-под одеяла и поплелась в ванную. Думала, ему отомстила, согласившись стать женой Булыгина, а получается — себе навредила. Потому что теперь совершенно ясно — с Булыгиным дальше жить не хочется абсолютно, но приходится, потому как связана брачным контрактом. А Самарин видит в ней замужнюю женщину, кстати, ни одну замужнюю он на свою дачу не привозил, хотя некоторые хотели.
Полчаса в джакузи, контрастный душ привела ее в относительный порядок. Нужно было только замаскировать следы изрядной доли виски, выпитого вчера, что она и сделала уверенно и осталась довольна собой. Выглядела даже более свежо, чем в обычные дни, причиной тому было слегка припухшее лицо. Выпила две чашки крепкого черного кофе, позавтракала мюсли, йогуртом, вызвала такси, а когда машина приехала, быстро собралась и отправилась в офис. Нет, сначала, конечно, в клуб «Геродот», за своей машиной.
В дороге думала о Булыгине. А он ведь мог следить за ней, и тогда получается… Паша все сделал правильно? Да и вообще муж вел себя очень странно. Этот ревнивый, обидчивый и жестокий к соперникам пожилой мужчина казался прямо-таки паинькой в последнее время. Не особо возражал, что она будет работать на конкурента, не особо обиделся, когда у него деньги стали отнимать, а это было именно так — они отнимали деньги у Булыгина, чего он никогда и никому не прощал. Даже не возмутился, когда отказала ему в близости во время последнего визита на дачу, не стал настаивать… Такое ведь бывало, и не раз. Она думала, что депутатство его сильно изменило, увлекло, затянуло в водоворот важных государственных дел. Но нет, нет, конечно! Булыгин не тот человек, который прельстится какими-то государственными делами и станет отдалять свои деньги другим.
Лена ничего не понимала, даже засмеялась на крутом повороте, водитель такси едва справился с управлением, раздраженно посмотрел на нее. Она извинилась. А смеяться было над чем — рядом с ней два мужика, оба умные, решительные бизнесмены. И оба ведут себя совершенно непонятно!
На стоянке клуба «Геродот» она нашла свою «вольво» в целости и сохранности, дала пятьсот рублей охраннику клуба и поехала теперь уже прямиком в офис. Там минут пять сидела в кабинете, нервно кусая губы, а потом пошла в кабинет Самарина.
— Привет, Паша, — опустив глаза, сказала она. — Я должна извиниться за вчерашнее…
— Садись, Лена. Ты ни в чем не должна извиняться, более того, я надеюсь, извинишь меня за то, что… вел себя как бесчувственный чурбан.
Она села в кресло, уже более смело посмотрела на своего босса. Новая странность в его поведении просто поразила ее. Он, кажется, извинялся за свою невнимательность к ней? Прозрел наконец-то, или что?
— А почему ты вел себя странно, Паша?
— Ты очень красивая женщина, Лена… — с усмешкой качая головой, сказал он.
— Особенно в одних трусах, верно? Почему ты не снял их, Паша?
Она и сама не заметила, как от робких извинений перешла в наступление. Все это как-то само собой получилась. Извиниться нужно было, но обида-то жила в душе!
— Это сложный вопрос… Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе. А пока не спрашивай, ладно? Я прошу тебя — не спрашивай, пожалуйста.
А так хотелось спросить! И о портрете смуглой девушки, и о его отношениях с Булыгиным, и вообще!..
— Но я тебе понравилась? — спросила она.
— Очень. Ты и вправду красивая женщина, самая красивая после…
— После кого? Тон, чья фотография у тебя на столе стояла?
— Я же просил тебя, Лена…
Вот оно как отучилось… Не разозлился на нее, хотя очень боялась этого. Паша в гневе никогда не кричит, не ругается, но так поговорит с виновником провала, бывало и такое, что человек потом месяц переживает, он умеет объяснить сотруднику, что тот оказался полным дерьмом, тихим, спокойным голосом, да это все в «Центурионе» знали и опасались тихого разноса Самарина больше, чем вызова на ковер к самому боссу Булыгину. Паша своих сотрудников боссу не закладывал. Сам разбирался с ними. Иногда увольнял, и все знали, что он поступил правильно. Но чаще защищал и давал возможность исправиться.