Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие
Шрифт:
Вкратце сюжет таков. Герой романа Гумберт Гумберт (надуманность начинается с его имени) провел в прошлом некоторое время в психиатрической лечебнице, то есть он не совсем нормален. Снимая квартиру, он влюбляется в несовершеннолетнюю дочь хозяйки Лолиту (это уменьши тельное от Долорес) и для того, чтобы быть рядом с ней, женится на нелюбимой хозяйке, ее матери. Найдя его дневник и прочтя откровения о его преступной страсти к ее дочери, потрясенная женщина мечется в стремлении обезвредить его и погибает под автомобилем. С ее дочерью (теперь уже своей падчерицей) он отправляется в путешествие по городкам Америки и в одном из мотелей добивается удовлетворения своей страсти или, точнее, охотно поддается инициативе Лолиты. Маленькая Лолита оказывается уже не девушкой: она еще раньше пробовала секс в летнем лагере с угрюмым 13-летним мальчишкой. Впрочем, вскоре после первого сношения с отчимом Лолита заявляет,
Тут в фабулу вводится явно искусственная конструкция. В очередной поездке за ними все время скрытно следует некий драматург, имеющий ту же страсть к девочкам и ради озорства то и дело оставляющий загадочные знаки своего присутствия поблизости. Ему удается соблазнить Лолиту, и она убегает с ним. Два года Гумберт ищет их. Наконец находит только Лолиту уже беременной, повзрослевшей, поблекшей, замужем за каким-то непримечательным молодым человеком, глухим автомехаником. Почему она ушла от этого драматурга Куилти? Лолита выдает Гумберту, что ее побудило оставить Куилти, который ей, в общем, нравился сексуально. В его ранчо жизнь состояла сплошь из пьянства и наркотиков, и все там занимались ужасными вещами. Она отказалась, и он ее прогнал. Что за вещи? «Ах, страшные, поганые, фантастические вещи. Видишь ли, у него там были и девочки и мальчики, и несколько взрослых мужчин, и требовалось, чтобы мы бог знает что проделывали вместе в голом виде, пока мадам Дамор производила киносъемку». Что именно проделывали? «Ах, гадости… Дикие вещи, грязные вещи. Я сказала — нет, ни за что не стану — твоих мерзких мальчишек, потому что мне нужен только ты». Гумберт поясняет: «она употребила непечатный вульгаризм для обозначения прихоти, хорошо известной нам обоим».
Гумберт называет девочек, обладающих для него привлекательностью, «нимфетками» — не столько по античным «нимфам», слывшим сексуально неистовыми (отсюда «нимфомания»), сколько по «нимфе», как называется личинка бабочки. Хоть Лолита и потеряла свое очарование «нимфетки» (бабочка вылупилась), Гумберт, к собственному удивлению, продолжает любить ее и жаждет воссоединения, но она не соглашается. Он отправляется на поиски человека, разрушившего его счастье, и, найдя, убивает его. Все это якобы описано им самим от первого лица в тюрьме перед казнью.
Правда, злодей Гумберт в итоге наказан судьбой: любовь осталась безответной, привела к убийству, его ждет казнь. Да и вообще, роман не о сексе, роман о силе любви. Поэтому описание сделано так, что в ряде мест читатель вынужден сочувствовать герою, хотя и сознает неправомерность его действий и даже присоединяется к авторской иронии по его поводу.
Ну, естественно, что в пуританской Америке четыре издательства, к которым последовательно обращался писатель («Вайкинг», «Саймон энд Шустер» и др.), отвергли его роман. Одни сочли роман «чистейшей порнографией», другие признали его «прозой высочайшей пробы», но боялись неприятностей от суда и общественного мнения. Одно издательство предложило компромисс. Оно готово было подумать над публикацией, если бы автор переделал Лолиту в двенадцатилетнего мальчика, которого Гумберт, теннессийский фермер, соблазняет в амбаре, с фразами типа «Он парень шалый», «Все мы шалые» и т. п. Забавно, что растление мальчика сочтено было меньшим грехом, чем лишение девственности «нимфетки». Журналы также не брали рукопись, тем более что Набоков хотел опубликовать ее под псевдонимом и остаться в тени, а в этом случае все ожидаемые неприятности падали на редакцию.
Тогда Набоков отослал роман в парижское англоязычное издательство «Олимпия», специализировавшееся на выпуске рискованной классики (де Сад), авангардных авторов (Генри Миллер, Уильям Берроуз и т. п.) и просто порнографии. Глава издательства Морис Жиродиа расценил книгу как «проявление гения» и магическое «изображение одной из запретнейших человеческих страстей в совершенно искренней и абсолютно пристойной форме. Я сразу почувствовал, — продолжал он, — что «Лолите» суждено стать величайшим произведением современной литературы, которое раз и навсегда покажет как всю бесплодность цензуры по моральным соображениям, так и неотъемлемое место изображения страсти в литературе» (Классик 2000: 260).
Прочтя книгу, известный английский писатель Грэм Грин в ежегодном обзоре в «Сэнди Таймз» рекомендовал читателям «Лолиту» как лучшую книгу года. Журналист Джон Гордон откликнулся так: «По рекомендации Грэма Грина я приобрел «Лолиту». Без сомнения, это грязнейшая книжонка из всех, что мне довелось читать… Всякий, кто осмелился бы напечатать или продать ее в нашей стране, несомненно, отправился бы за решетку». Грин ответил иронически. Разгорелся громкий скандал, сделавший Набокову сильнейшую рекламу. Вышло более 250 рецензий и откликов. Пятитысячный тираж был расхватан в момент. По просьбе британского министра внутренних дел французское министерство наложило арест на книгу и на всю продукцию издательства «Олимпия». На защиту встала вся французская пресса. Это вызвало волну переводов «Лолиты» на разные языки. На долгое время роман был запрещен в Аргентине, Испании, Австралии, ЮАР и, разумеется, в СССР. В Америке был за три недели сметен стотысячный тираж. Набоков сразу стал весьма состоятельным человеком.
Журнал «Нью рипаблик» писал: «Владимир Набоков — художник первого ряда… Он никогда не получит Пулитцеровскую или Нобелевскую премии, но тем не менее «Лолита» — вероятно, лучшее художественное произведение, вышедшее в этой стране… со времен фолкнеровского взрыва в тридцатых годах… Он, да поможет ему Бог, уже классик» (Классик 2000: 263).
2. Корни «Лолиты»
Сам Набоков, который называл «Лолиту» своим любимым произведением, написал послесловие к нему, где разбирал вопрос о том, порнография ли это. Он рассматривал, что есть порнография, и проводил четкую границу между порнографией и эротикой. «Лолита», разумеется, не подходила под его определение порнографии. В 1959 г. (это год первой публикации романа в Англии) он написал стихотворение, подражающее Пастернаку или пародирующее его. У Пастернака по поводу истории с «Доктором Живаго» было сказано:
Что же сделал я за пакость, Я, убийца и злодей? Я весь мир заставил плакать Над красой земли моей.У Набокова стихи, более смахивающие на прозу:
Какое сделал я дурное дело, я ли развратитель и злодей, я, заставляющий мечтать мир целый о бедной девочке моей? О, знаю я, меня боятся люди и жгут таких, как я, за волшебство…Кто это пишет — Гумберт или Набоков? Почти все романы Набокова (а их уйма) в той или иной мере автобиографичны. Как и Набоков, герой «Лолиты» Гумберт Гумберт — европейский ученый и интеллектуал, живущий в Америке. Подобно Набокову, он рано потерял мать. Как и автор, он занимался преподаванием литературы и пописывал. В какой мере его любовные переживания тоже близки автору?
Разумеется, Набоков не совпадает со своим героем. В письме своему другу Эдмунду Уилсону писатель сообщил в 1947 г., что работает над «небольшим романом о мужчине, который любил маленьких девочек» (Классик 2000: 258). Уилсон прислал ему «Исповедь Виктора X., русского педофила», опубликованную английским сексологом Хэвлоком Эллисом. Возможно, это и побудило Набокова придать роману форму исповеди. «История про любовную жизнь русского мне понравилась ужасно, — пишет он Уилсону. — Забавно до крайности. В отрочестве ему, кажется, поразительно везло на девочек, обладавших такой быстрой и щедрой отзывчивостью» — тут прямо нечто вроде зависти.
Однако над этим «небольшим романом» Набоков работал необычайно долго — с перерывами с 1946 г. по 1954. Восемь-девять лет! Более того, первый набросок романа появился еще раньше. В третьей главе романа «Дар», который печатался по-русски в журнале еще в 1937–38 годах, а создавался с 1934 г., молодому жильцу, который что-то писал, пошляк Щеголев говорит, что, будь у него время, он бы «такой роман накатал!» и рассказывает сюжет, взятый из жизни:
«Вот представьте себе такую историю: старый пес, но еще в соку, с огнем, с жаждой счастья, знакомится с вдовицей, а у нее дочка, совсем еще девочка, — знаете, когда еще ничего не оформилось, а уже ходит так, что с ума сойти. Бледная, легонькая, под глазами синева, — и, конечно, на старого хрыча не смотрит. Что делать? И вот, недолго думая, он, видите ли, на вдовице женится. Хорошо-с. Вот зажили втроем. Тут можно без конца описывать — соблазн, вечную пыточку, зуд, безумную надежду…».