Другая жена
Шрифт:
Она подняла на меня глаза. Полностью взяла себя в руки. Лицо ее стало холодной каменной маской.
— Не знаю, выдумываешь ты или нет. Не думаю, что это вообще имеет значение. Но ты не должен был лгать мне.
— Лгать?
— Не надо было говорить, что ты меня любишь. А я на миг в это поверила.
Снова взяв в руку свой стакан с мартини, в упор взглянула на меня.
— Может быть, она невиновна. Может быть — нет. Но одно теперь ясно. Впрочем, я всегда это знала. Хоть и уговаривала себя, и временами это даже получалось. Ну да, ты же восхищаешься мной. Считаешь идеальной женой и матерью и все
Подняв стакан, она жестом поздравила меня с этим.
То, что она сказала, было достаточно плохо, только кое-что еще ухудшило значение ее слов, ибо раз уж мы зашли так далеко, какая-то темная сторона моей натуры, о существовании которой я и не предполагал, вдруг вылезла с вопросом: а не правда ли хоть отчасти то, что она сказала?
Конечно, я ею восхищался; конечно, считал прекрасной женой и матерью. Полагался на ее верность, использовал в своих интересах и, раз уж подвел, страдал угрызениями совести, отвращением к себе и тому подобными чувствами порядочных людей. Но любил ли я ее? Мог ли хоть иногда, хоть на миг отдавать ей себя всего, как отчаянно и безоглядно отдавал себя Анжелике? Слушая свой внутренний голос, я сознавал, что он говорит правду. Сколько же всего потерял я в тот день! Теперь еще и иллюзию, что был настоящим мужем своей жены. Не был я им. Только делал вид.
И вот, глядя на жену, я вспомнил, что сказала Анжелика утром: «Думала, я пала на самое дно, а на самом деле только начинаю туда падать». То же самое можно сказать и обо мне. Битье в грудь с криком «Моя вина» не спасает, как я простодушно поверил. Исповедь не означает искупления. Это только начало познания самого себя. «Пройдут годы, — подумал я, — прежде чем я искуплю свой грех перед Бетси».
Совершенно потерянный, опустился рядом с ней.
— Милая…
— Все в порядке, — торопливо перебила она. — Ты не виноват. Не думай, что я тебя в чем-то виню. Я привыкну.
— Но, Бетси…
Вошедшая кухарка объявила:
— Ужин на столе!
Бетси заслонилась вежливой светской улыбкой.
— Спасибо, Мэри.
Поднялась, взяла стакан с мартини и с той же вежливой светской улыбкой повернулась ко мне.
— Возьмем коктейли с собой, не возражаешь?
20
Пока нам подавали ужин, Бетси ни на миг не забыла о своих светских манерах. Никогда не забывала о надлежащем декоруме. Гордость была одним из многих качеств, которыми я восхищался, но в тот вечер меня все сильнее мучила мысль, как страдает моя жена.
После ужина я снова попытался объяснить свое поведение, но она категорически отказалась говорить об Анжелике. В остальном вела себя совершенно разумно. Ни в чем меня не упрекала, не угрожала уйти. Сама согласилась, что Рикки нужно отвести к Трэнту. Это мой долг. Но говорила о Рикки, как о ком-то постороннем, а когда я, подавая чашку кофе, коснулся ее руки, поспешила ее отдернуть. Отдалилась от меня, вмерзла в ледяную глыбу.
Это делалось не для того, чтобы наказать меня. Это я знал. Замкнулась в себе, потому что, как она думала, случилось то, чего она всегда боялась. Бетси Кэллингем, — ну та, страшненькая, та, что занялась благотворительностью, — снова проиграла. Я чувствовал себя столь же виноватым, как и бессильным ее утешить.
Как только допила кофе, тут же встала со словами:
— Мне очень жаль, но ужасно разболелась голова. Пойду-ка лучше лягу.
Она даже заставила себя улыбнуться.
— Может быть, стоит позвонить Трэнту и спросить, готов ли он завтра выслушать Рикки? О школе не беспокойся. Утром я позвоню и скажу, что Рикки не придет.
Ушла. Мне так хотелось пойти за ней, взять ее в объятия и сказать: «Что нам до Анжелики? Не будем трогать Рикки. Оставим все как есть». Но, разумеется, я знал, что не смогу этого сделать. И знал еще, что Бетси первой бы отвергла это. Решившись, отступать я не мог.
Позвонил на Центр-стрит. Трэнта не застал, посоветовали искать его в участке. Не было его и там. Но когда я назвал свое имя, дали его домашний телефон. Мне казалось невероятным, что у Трэнта есть семья, дом и личная жизнь, как у всякого другого. Трубку снял он сам. Я рассказал о Рикки. Трэнт не перебивал. Когда я умолк, спросил только:
— Вы понимаете, что делаете, мистер Хардинг? Если окружной прокурор решит поддержать обвинение, вашему сыну придется давать показания перед судом.
— Конечно, я все понимаю.
Он помолчал. Я думал, хочет спросить еще о чем-то. Но он только устало сказал:
— Ладно. Приведите его завтра утром на Центр-стрит. В половине десятого подойдет?
— Конечно.
— Спокойной ночи, мистер Хардинг.
Вначале я расхаживал по комнате, спать совсем не хотелось. Но мне быстро опротивело бесцельно топтаться на месте, и я направился в спальню. Свет на моей половине кровати Бетси оставила. Сама она лежала с закрытыми глазами, но я-то знал, что не спит. При взгляде на ее бледное, осунувшееся лицо меня бросило в дрожь. Раздевшись в ванной и погасив свет, лег в постель. Напряжение, охватившее ее, стеной лежало между нами. Машинально, прекрасно понимая, что пропасть между нами непреодолима, я протянул к ней руку. Она лишь вздрогнула.
— Нет, Билл. Нет.
Голос звучал резко, рука судорожно оттолкнула мою. Я лежал рядом с ней почти в таком же напряжении и отчаянии, как и она. Не выдержав, встал и ушел в комнату для гостей. Долго не мог заснуть. Старался убедить себя, что все постепенно образуется. Как только кончится история с Рикки и все поймут, что действовал я правильно, у меня еще будет возможность сделать Бетси счастливой. Найду себе новую работу. Элен уволим. Переберемся в меньшую квартиру. И там начнем новую жизнь, в которой отдавать и брать мы с Бетси будем поровну. Пока же нужно потерпеть.
Вот только меня пугала мысль о Рикки, слабой фигурке на скамье подсудимых. А когда я уснул, снилась Анжелика. Шла ко мне с сияющим лицом, раскрыв объятия: «Значит, я была не совсем сумасшедшая, что любила тебя!» Но когда она меня обняла, руки медленно превратились в скользкие мерзко-зеленые щупальца, потащившие меня во тьму.
Проснулся я в восемь часов и в какой-то нелепой попытке сделать вид, что ничего не случилось, первым делом убрал постель. Бетси не было. Одевшись, направился в детскую. Собирался потребовать от Элен, чтобы оставила нас с Рикки одних. Но этого не понадобилось. Исчезла, как только я открыл дверь. Рикки уже позавтракал и сидел за столом болтая ногами. Я почувствовал себя палачом.