Другая жизнь

Красин Олег

«Вот ведь!» — удивился он, но рюмка была налита, и пришлось всё-таки выпить.

Евграфов еще походил по кабинету. Следовало поторопить криптографов, затянувших с таким пустяшным делом. Видите ли, не могут взломать шифр! Это же не сложный шифр иностранной разведки, созданный специалистами! Наверняка, обыкновенный, простой, подобранный программками типа архиваторов WinRAR или WinZip.

Однако намерение Станислава Игоревича предупредил звонок телефона внутренней связи, по которому Евграфову передали просьбу подойти в подразделение, занимающееся взломом шифра.

«Неужели расшифровали?» — радостно мелькнуло в голове.

Он двинулся по коридорам Лубянки, прошел несколько переходов и этажей, пока не очутился в нужном месте. Любопытство обуревало его. Что же там было? Счета, проводки, суммы взяток?

Начальник отдела — невысокий, с большими залысинами человек, с правой стороны лба у которого темнело заметное родимое пятно, выглядел обескураженным и у Станислава Игоревича ёкнуло сердце от нехорошего предчувствия — он решил, что криптографы или случайно стерли флэшку, или не нашли код к шифру.

— Что всё плохо? — стараясь выглядеть невозмутимым, спросил он.

— Для нас нет. Мы свою работу сделали.

— Тогда плохо для меня?

— Смотря, с какой стороны. Короче, код нашли, шифр взломали, но папки оказались заполнены всякой чепухой.

— Как так? — Евграфов непонимающе посмотрел на главного криптографа.

— Там были тексты из книг, газетных статей и прочий мусор, не имеющий отношения к делу. Никаких финансовых документов.

— Это точно? А не может быть в этом тексте свой шифр, так сказать, шифр в шифре?

— Нет, мы всё проверили, и так смотрели, и эдак, даже на стеганографию изучали. Ничего нет!

— Стеганографию?

— Это текст, зашифрованный в изображении. К примеру, в файл фотографии вшит файл с текстом, который вы, естественно, не заметите, разглядывая фото.

— Значит, ничем меня не порадуете? — расстроился подполковник, почувствовавший, что присвоение внеочередного звания уже не светит.

— Ничем, Станислав Игоревич!

Глава 8

К утру стало свежо. Сумрачный полог ночи, постепенно раздвигая края, обнажал небо, уже зарозовевшее на востоке нежным цветом, как вишни в японских хокку.

«Высоко в горах Прошел дождь И вишни посерели» [3]

«Кто это написал, — подумал Алексей, — Басё или Исса?» Он не был знатоком японской поэзии, но отдельные хокку и танка западали в мозги, как падают в морские волны галечные камешки, брошенные посторонней рукой. В волнах галька шлифуется, перемешивается, стираются острые грани. Вот так же и мысли в голове, возникшие после прочтения японской лирики, шлифовались и обрабатывались, чтобы всплыть из глубин сознания в определенное время.

3

М. Басё

Он давно уже не спал, а поначалу лежал с открытыми глазами в постели, потом оделся, заварил кофе и сидел, просматривая чертежи яхт, напечатанные в специализированном журнале. Для него это было своего рода хобби, как у некоторых девушек с вожделением рассматривающих новые коллекции гламурной одежды или домохозяек, дотошно изучатющих схемы вязания крючком в журналах «Бурда» или «Верена».

Так и дождался утра.

Розовый восход, разгоравшийся с восточной стороны, упал на сизые верхушки гор вокруг Бордигеры и окрасил их в причудливый лиловый цвет. Он сделал горы похожими на спящего великана страдающего хроническим алкоголизмом и потому имевшего синюшное лицо завзятого пьяницы. Великан лежал, мирно посапывая, и не думал просыпаться в отличие от Алексея, поднявшегося сегодня с утра пораньше.

Именно это сравнение напомнил ему японских поэтов. Для них природа была живым существом и, пожалуй, они были правы. Леша тоже чувствовал свою связь с природой. Он не раз ездил на возвышенность за домиком с белой стеной, чтобы побыть одному, поглядеть на море и летящую синеву над собой, почувствовать единение с миром.

Недопитый кофе дымился на столе, а рядом лежали журналы с фотографиями шикарных белоснежных яхт. Натюрморт показался ему достойным кисти художника, но он не был таковым. Написать картину могла бы Вера, если бы оказалась сейчас в его городке, а не у себя в Ницце.

Вера! Вечером у них должно состояться второе свидание и этому ничто не может помешать. Он такой мысли у него теплеет в груди, он улыбается, представляя, как увидит девушку, как обнимет её зябкие плечи, точно укутает пледом, согреет своим телом.

Никколо рассказал, как Вера приезжала в его отсутствие, искала проект яхты для своего миллионера. Молодой человек пожалел, что не оставил чертеж на видном месте, но Никколо справился — нашел проект, который Алексей свернул в рулон и оставил в углу. Толстый компаньон угощал его девушку вином, философствовал, как любил обычно делать под настроение. Алексей не раз слышал его откровения, сдобренные бокалом вина, откровения видавшего виды сеньора.

Особенно нравилось толстому Никколо рассуждать о прошлом и будущем, которые, находятся в постоянном антагонизме, а их вечная борьба определяет ход самой жизни. Как борьба прогресса с консерватизмом. Сеньор Никколо всё время доказывал, что настоящего нет и в него невозможно попасть. И этот пример с платформой и поездами, действующими с разнонаправленной силой, спорный пример, Алексей слышал уже много раз.

Однако, по большому счету, все эти мысли чепуха, он, Алексей, живет только настоящим, здесь и сейчас. Так он считает.

Молодой человек возвращается к столу, допивает уже остывший кофе.

В одиннадцатом часу появляется розовощекий упитанный Никколо. По его лицу видно, что он хорошо отдохнул, плотно позавтракал и теперь готов к работе.

— У нас есть заказы? — интересуется Алексей, — я тут был занят другими делами, не успеваю отслеживать.

— Заказы? Конечно, как не быть! По электронной почте пришли две заявки — одна из Палермо, а вторая из Ниццы.

— Из Ниццы? Новая или та, с которой приезжала девушка?