Другая жизнь

Красин Олег

— Её зовут Вера! — проявляет осведомленность Никколо, тяжело пыхтя, он садится на стул. — Нет, это другая. У нас растет популярность во Франции, мой друг.

— Да ладно! Я тебе говорил, что ближе к вечеру поеду туда, в Ниццу? Если все сложится хорошо, то переночую в отеле и на другой день могу встретиться с заказчиком.

— Было бы замечательно, Алексис! Я ему отпишусь и дам твой номер телефона. Созванивайся с ним!

— Окей! Сбрось тогда на мой компьютер заявки, я их посмотрю, пока есть время. А ты позвони в Марсель и уточни, как долго они будут выполнять наш заказ по яхте. Это для сеньора из Флоренции.

Никколо, кивает круглой головой, сползает со стула и идет в другую комнату, где находится офис для обработки заказов и деловых переговоров.

После обеда, в разгар дня, Алексей начинает потихоньку собираться в поездку. Путь в Ниццу хотя и не такой далекий, как допустим, из Москвы в Петербург или Казань, но, тем не менее, Алексей готовится к нему серьезно, как привык серьезно подходить к таким вещам.

Он берет вечерний костюм для похода в ресторан, пару рубашек, несколько личных вещей, в том числе бритву, зубную щетку. Как ни странно, в придуманном мире, в котором все должно присутствовать само собой, приходилось беспокоиться о таких мелочах. Но ведь это был его мир, а он ехал в чужой, пока еще чужой — в Верином мире были свои рубашки и зубные пасты.

Не закончив собирать дорожную сумку, Алексей задумывается о заправке. Он не помнит сколько бензина осталось в баке, хватит ли доехать до Ниццы. Двинувшись вниз, чтобы проверить уровень бензина, молодой человек на полпути останавливается, ему кажется, что он забыл пластовую карточку на столе.

Мысли Алексея бьются сумбурно и беспорядочно, точно фасоль в кипящей кастрюле. Эти мысли мелки и не нужны, занимают его незначимыми заботами. Он волнуется и понимает, что так дальше нельзя, надо взять себя в руки.

«Кончай дергаться! — строго приказывает он самому себе, — ты всё успеешь и ничего не забудешь!» И он представляет японских сочинителей хокку — лаконичных, несуетных, мудрых, умиротворенно созерцающих жизнь. Они восхищались каждой дождевой капелькой, срывающейся с зеленого листа в бездну вечности, и ему хочется быть таким же — простым и спокойным.

Дорога на Францию оказывается свободной до самой границы. Одинокие машины проносятся навстречу, а Алексея никто не обгоняет, как будто с итальянской стороны только он один испытывает желание попасть к соседям.

Он едет по асфальтовому серпантину, огибая море с одной стороны, а с другой объезжая горы и ущелья.

Море то появляется вдалеке, выглядывая синими лоскутами из-за желто-оранжевых крыш домиков, то прячется за холмами, как притаившийся к броску хищник. Иногда оно подступает к самому берегу и от вида волн, лениво плещущихся внизу, создается впечатление, будто они незаметно подмывают асфальтовое шоссе, точат камень и песок, а со временем, гладкая дорога покроется провалами, как лицо больного проказой.

От таких мыслей захватывает дух. Пропасть под колесами легко представить — одно неверное движение руля и машина полетит с обрыва.

Он думает о том, что Вера тоже ездила здесь. Тоже видела эту агрессию прибрежных волн, атакующих берег, тоже испытывала неприятный страх. «Надо будет что-то изменить, — решает Алексей, — когда наши миры сольются. Построить здесь туннель или подвесное шоссе. Подальше от воды, поближе к скалам». Скалы кажутся ему оплотом твердости и надежности. Они словно средневековые воины в латах — непоколебимые, суровые, стойкие. На них можно положиться.

С правой стороны следом за машиной весело бегут горы и холмы. Они покрыты густой порослью еще зеленых деревьев, кустарником, в отдельных местах торчат проплешины голых каменных глыб, кажущихся макушками гор-великанов.

Алеша всматривается в мелькающие по склонам деревья, точно хочет за ними или в их тени разглядеть что-то интересное для себя. Один раз ему даже кажется, что он видит поросшее шерсть лицо лесного бога Фавна, его крутые козлиные рога, раскачивающийся как тонкая ветка мохнатый хвост. В тени густого дерева сверкают желтые глаза покровителя скота, выражение которых, из-за скорости, Алексей не успевает рассмотреть. Что в них было? Злоба, агрессия, предупреждение?

Молодой человек где-то читал, что Фавны могут прийти во сне и мучить кошмарами. А еще они предсказывают будущее, но для этого надо спать на овечьей шкуре. К Лёше Фавн не являлся ни разу — ни во сне, ни наяву. Наверное, оттого что под ним не было этой самой шкуры.

Он пересекает границу. Уставшие к вечеру французские полицейские формально интересуются целью его поездки и пропускают без лишних разговоров. И это его радует, ему не хочется пустых любезностей как с той, так и с другой стороны границы.

На своём красном кабриолете Алексей мчится дальше, чувствуя упорное сопротивление ветра, бьющего в лобовое стекло, охлаждающего лицо, шею, всё тело. Воздух бодрит и освежает, он похож на аккуратного массажиста, бережно касающегося кожи своего пациента и не причиняющего грубыми растираниями боль связкам и сухожилиям.

Молодой человек задумывается о жизни. Почему бы не подумать пока есть время, и он занят только дорогой?

Жизнь кажется Алеше прекрасной. Он вспоминает своего компаньона Никколо, рассуждающего о разных её проявлениях — веселых и грустных моментах, событиях, остающихся в памяти. Для одних жизнь это долгое прощание, для других скорый поезд, следующий без остановок, для третьих большое приключение. Можно дать много определений.

Но очевидно, что для каждого человека жизнь имеет свою ценность, свое назначение. Как бы её не характеризовать, какой бы стороной не восхищаться или за что-то осуждать, люди всегда будут выделять в ней личное, близкое только им. Как во вкусе конфет, запахе цветов, красках картин каждый находит нечто свое, что трогает только его.

Алексей просто наслаждается жизнью, живет настоящим. Он не хочет думать о будущем, где окажется старше, мудрее, но вряд ли счастливее, чем сейчас. Там он будет чаще задумываться о смысле жизни, допущенных ошибках, о друзьях, которых рядом нет, и уже не будет. Там появятся новые проблемы.