Другая жизнь
Шрифт:
Кома — это стремительный бег, полет по выжженным полям памяти, когда за спиной только запах гари и пепел воспоминаний. В пепле встречаются уцелевшие обрывки записей об исчезнувшей жизни, но разобрать их крайне сложно. Бывает, что больные из комы выходят через много лет, а бывает, что навсегда остаются в своем одиноком мире.
Что она будет делать? Сидеть возле него, дожидаться пока он очнется? Ждать и терпеть, испытывая боль, страдать каждый раз, видя его безжизненное тело? Хватит! Довольно! Ей достаточно переживаний!
«Этот мир, такой же реальный, как и тот, — думает Вера в свое оправдание, — только здесь Леша в коме, а там нормальный, здоровый». И еще она думает: «Разве у меня есть выбор? Я должна вернуться в Ниццу».
Она оглядывается на Горбоносого. Тот едва приметно кивает головой, будто прочитал мысли Веры и согласен с её решением. А потом она идет в лифт и делает то, чего никогда не делала — сама нажимает кнопку двадцать первого этажа. Она учащенно дышит, громко стучит сердце, отдаваясь глухим стуком в ушах.
Лифт рвется вверх.
Вера смотрит на себя в зеркало лифтовой кабины, и невольные слезы сожаления выступают на её глазах. Она жалеет, что не выполнила свои обещания другим, и что другие не исполнили ей свои. Она жалеет, что иногда проходила мимо чувств и отношений, словно посторонний наблюдатель. Она хочет всем сказать: «До свидания!» — и своей подруге Ире, и самолюбивому Курасову, и грузному Макарову, и Маше с Вероникой Ивановной, проститься и больше не думать ни о чём грустном, если бы это было возможно.
Но она уже сделала свой выбор — поменяла одну жизнь на другую и теперь лифт уносит её туда безвозвратно и неотвратимо.
Он вознесёт ею в ночную Ниццу, в ресторан заоблачного небоскреба отеля «Негреско», и она снова сможет там сидеть вечером с бокалом вина, слушать эксцентричный джаз или тягучий блюз. А может это будет аргентинское танго.
Она будет ждать Алексея, который непременно появится, ведь она ему нравится, он влюблен в неё.
После джаза на сцене появится Горбоносый в белом фраке, в ослепительном свете софитов. Он сядет за белый рояль и польется щемящая душу мелодия, которую так часто играл её любимый мексиканский пианист Эрнесто Кортазар. Композиция называется «Foolish heart» — «Глупое сердце». И Вера будет плакать, слушая её, жалея своё глупое доверчивое сердце, но эти слезы будут легкими, облегчающими душу. Сквозь слезы она вспомнит о далеком испанском романтике: «Манят свежестью леса, даль неведомых морей, берег в россыпях огней…»
А ещё, Вера будет долго-долго мечтательно смотреть вниз на ночную Ниццу.
Она увидит расстилающийся под ней приморский город, засыпающий и умиротворенный, похожий на опрокинутое ночное небо. Темное небо будет тлеть огоньками, светящимися в окнах домов и переливающимися в рекламах витрин. Звездочки уличных фонарей и автомобильных фар будут похожи сверху на рассыпавшийся жемчуг с разорванной нитки. И эти россыпи мерцающих огней, будут казаться Вере такими далекими и такими близкими, и такими манящими.
2013-14 гг.