Другие грабли. Том 2
Шрифт:
Ну, предыдущее общество было не без недостатков, это бесспорно, однако способ их искоренения показался мне слишком уж непропорциональным.
— Все это началось не сразу, — сказал куратор. — Сначала был один тлеющий конфликт в Восточной Европе, потом к нему добавился очаг возгорания на Ближнем Востоке, через пару лет полыхнуло на Дальнем. Постепенно горячих точек становилось все больше и больше, эскалация нарастала, красные линии потихоньку сдвигались… Дипломатия оказалась бессильна перед лоббистами
— Кто применил первым? — спросил я.
— Уже не имеет значения.
— Мы?
— Нет, — сказал он. — Вы… мы только в ответ.
— Сколько людей погибло?
— Вы и правда хотите это знать?
— Не хотел бы, не спрашивал.
— Больше половины, — сказал он. — По некоторым методикам подсчета, намного больше.
— И вот это вот все вы хотите сохранить?
— Как я уже говорил, все не так плохо, — сказал он. — Человечество выстояло. А все альтернативные линии развития были сметены хроноштормом.
— Не без вашего участия.
— Мы защищаем свой дом, — сказал он. — Свой мир. Может быть, он и не лучший из возможных, но он — единственное, что у нас есть.
Что ж, его позиция была мне понятна. Не близка, но понятна.
Все эти разговоры о самопожертвовании, о благе для всего человечества, прочем альтруизме и всем хорошем против всего плохого быстро отходят на второй план, когда говорящие четко осознают, что их в этом человечестве не будет.
Одно дело, если бы речь шла о группе ученых-энтузиастов, и совсем другое, когда их целая каста и они ученые-воители. Это уже структура, а структура в первую очередь старается защитить себя.
Они приняли решение, и они планомерно шли, чтобы воплотить его в жизнь.
Уступать свое место другой версии человечества, пусть и более многочисленной, они не хотели.
— И я вам мешаю, потому что вы думаете, что я могу это все предотвратить?
Он покачал головой.
— Предотвратить — вряд ли, — сказал он. — Но ваши действия могут внести коррективы в конфликт. Погибнет больше людей, будут поражены другие области, выжившие попытаются объединиться в иных местах и по иным принципам…
И все это может привести к тому, что их линия перестанет быть основной? Или он мне врет, и я способен привнести более глубокие изменения?
Если их положение так устойчиво, чего ради они весь этот огород с отделом Х городили и почему сами до сих пор здесь?
— Вы бы видели, какие у нас красивые рассветы, как выглядят новые города, не страдающие от проблемы перенаселения и избавленные от высотной застройки, как изменилась природа, как новые леса растут на месте индустриальных помоек… Вам понравится в новом мире, Василий.
— Нет, — сказал я. —
— Но, по крайней мере, вы сможете к нему привыкнуть.
— Вероятно, я бы смог, — сказал я. — Но я не хочу.
— Вы же понимаете, какой будет альтернатива?
— Ваше предложение безумно щедро, Иван, — сказал я. — Но все же я от него откажусь.
— У предложения ограниченной срок действия, — сказал он. — Вы должны принять решение… не прямо сейчас, но в ближайшие сутки. Повторно вам его никто делать не будет.
— Вы что, еще не поняли? — спросил я. — Я принял решение. И я вам его уже озвучил.
— Я просто хочу, чтобы вы до конца понимали цену.
— Я понимаю. И мнения своего не изменю.
— Значит, вы выбрали смерть.
У него был редкий и удивительный дар озвучивать очевидное.
— Может, и так, — сказал я. — Но если пробои в пространственно-временном континууме действительно обходятся вам дорого, особенно в случае смерти агента, то я нанесу вам такой экономический ущерб, которого ваша военная диктатура еще не знала.
Он улыбнулся, но скорее нервно, чем самоуверенно.
— И помните, — сказал я. — Если я пришел на эту встречу, значит, одна из ваших попыток уже провалилась.
Я допил пиво, теперь показавшееся мне совершенно безвкусным, и посмотрел на дверь. Выглядела она вполне мирно, по крайней мере, очередной штурмовой отряд хронодиверсантов не попытался ворваться в ее проем прямо сейчас.
— Очень жаль, что нам не удалось договориться, Василий, — сказал куратор. — Видимо, нам так и не суждено будет разобраться в причинах возникновения вашего феномена.
— Таков путь, — сказал я.
— По духу вы, наверное, последний самурай этого мира, — сказал он. — Из всех путей ступаете на тот, который ведет к смерти.
— Самураи мертвы, а я еще нет.
— Это всего лишь вопрос времени, — сказал он. — Что ж, полагаю, мы с вами больше не увидимся…
— Сами, значит, пробовать не будете?
— Для этого есть другие, специально обученные люди, — сказал он. — Моя же миссия заключается не в этом.
Я так и знал, что он ненастоящий воитель, я таких сразу определяю. Рыбак рыбака, как говорится.
Бойца видно сразу, а он в свою касту явно за какие-то другие заслуги попал. Или просто по ошибке. Или у них там есть какое-то внутреннее деление на ученых и просто воителей. Наверняка ведь не узнаешь.
Но в одном он был прав. Больше мы не увидимся.
Я отставил пустую кружку, поднялся на ноги, перегнулся через стол, снова положил одну руку ему на затылок, а другую — на подбородок, и одним быстрым, годами практик отточенным рывком свернул ему шею.
Он даже удивиться, наверное, не успел.