Другие грабли. Том 2
Шрифт:
— Это Алла, — сказал Петруха, а потом ткнул рукой в мою сторону. — А это вот тот объект, с которым предстоит работать.
— Вижу, — сказала она.
— И должен сразу предупредить, что я не верю в… то, чем вы там занимаетесь, — сказал я. — Как бы оно там ни называлось.
— Вижу, что не веришь, — сказала она.
— Это может как-то помешать? — спросил Петруха. — Потому что предыдущий специалист…
— Видела я твоего предыдущего специалиста, — сказала Алла. — Нет у него ни сил,
— А вы, значит, не такая? — уточнил я.
— Талант у нас передается по наследству, а искусству меня моя бабка научила.
— Ну, с тем, что это на самом деле искусство, я даже спорить не буду, — сказал я и протянул ей руку ладонью вверх. — Что скажете? Ждет ли меня дальняя дорога и казенный дом?
— Не веришь, — сказала она, не взглянув на предложенную ладонь даже мельком.
— Не верю, — согласился я. На лице Ирины тоже было скептическое выражение, а Петруха вобще смотрел в сторону, будто бы его происходящее вообще никак не касалось. Трудно, наверное, работать в такой атмосфере.
— Многие не верят, пока жизнь не преподает им урок, — сказала Алла. — Убери свою руку, она мне без надобности. Что вы знать-то хотите?
— Что было, что будет, чем сердце успокоится, — сказал я. — В таком вот разрезе.
— Все, что вы можете сказать, — вмешался Петруха. — Особенно нас интересует… ну, если вы увидите что-нибудь необычное.
Алла подошла ко мне поближе, на расстояние шага, и задрала голову, глядя мне прямо в лицо.
— В глаза мне посмотри, — сказала она.
— Угу.
Я посмотрел. Обычные глаза, темно-карие, почти даже черные. Но никаких бескрайних озер, в которых можно утонуть, никаких искорок, никакой вселенской мудрости, вполне обычные человеческие глаза. И даже душа цыганки Аллы, глубокая и загадочная, отражением которой эти глаза должны были служить, мне не открылась.
Такой вот я невосприимчивый человек…
В общем, я ничего не увидел, не вспомнил, не осознал, не получил ни озарения, ни хотя бы просветления, но хотя бы не заснул, и это уже можно было считать небольшим достижением.
Зато она что-то во мне разглядела. Потому что в какой-то миг она отпрянула от меня, разрывая зрительный контакт с выражением неподдельного ужаса на внезапно посеревшем лице и принялась то ли ругаться, то ли молиться, а то ли какие-то защитные чары творить, а может быть, и все это вместе сразу.
Поскольку я цыганским не владею, то так и не понял, что именно она тогда говорила.
— Вы в порядке, Алла? — спросил я. Скорее всего, ей просто что-то почудилось, у увлекающихся творческих натур такое бывает.
— Простите, — прошептала она. — Я не знала. Простите. Простите.
— Что вы увидели? — спросил я, но она
Петруха развел руками.
— Я не понимаю, — сказал он.
— … и деньги свои забери, — выпалила она, мгновенно переходя на русский. Ее руки метнулись под пиджак, выхватили оттуда конверт, чуть более плотный, чем до этого получил Арнольд и бросили его Петрухе под ноги. — Нельзя за такое деньги брать.
— Э… — сказал Петруха.
В следующий момент Алла ломанулась к двери, распахнула ее одним рывком и выбежала в приемную, натолкнувшись на грудь одного из Петрухиных охранников.
— Шеф?
— Веди ее назад, — устало сказал Петруха. — Мы не договорили.
Глава 49
Охранник аккуратно, но твердо препроводил Аллу обратно в кабинет и вышел за дверь, плотно ее за собой закрыв. Не удивлюсь, если он с той стороны еще и спиной к ней привалился на случай, если гадалка вдруг захочет повторить.
— Ну и что это за перфоманс? — осведомился Петруха. — Откровенно говоря, когда мы заключали сделку, и я платил вам деньги, я надеялся на более профессиональный подход. Как там Чапай говорил? Что было, что будет, на чем сердце успокоится. А мое сердце, например, после этого представления вообще не успокоилось, даже близко. А как у тебя дела с сердцем обстоят, Чапай?
— На последней медкомиссии сказали, годен.
— С тобой все ясно. Ирина?
— Я заинтригована, — сказала она. — И хотелось бы ясности.
Цыганка медленно обвела нас взглядом исподлобья. Вероятно, по ее мнению, это должно было выглядеть угрожающе, но выглядело затравленно. Петруха наклонился, подобрал брошенный Аллой конверт, заглянул внутрь, убеждаясь, что деньги все еще там и это не какой-нибудь трюк. Судя по выражению его лица, деньги были на месте.
Петруха протянул конверт цыганке.
— Заберите, — сказал он. — И скажите нам то, что мы хотим знать.
— Ты не захочешь знать то, что я скажу, — заявила Алла и перевела взгляд на Ирину. — А тебе не понравится эта ясность.
— Завязывайте с этими туманными намеками и позвольте нам самим решить, — сказал Петруха.
— Все уже решено, — сказала она. И конверт из его рук так и не взяла.
Попросить цыганку обойтись без туманных намеков это все равно, что попросить Папу Римского выпить текилы из пупка стриптизерши. Теоретически возможно, что оба они это сделают, но на практике маловероятно и трудноосуществимо.
— Я не сторонник детерминизма, и в любом случае мне бы хотелось большей конкретики, — заявил Петруха, озвучивая наше общее мнение.