Другие люди: Таинственная история
Шрифт:
И вдруг она поняла: книги рассказывали о реальном мире, о мире власти, тоски и жгучих желаний — о мире страстей. Просто эти книги были откровеннее других. Но все они прислуживали и потакали продажному настоящему. А как ей казалось раньше? Раньше она думала, что книжки описывают воображаемый мир, в котором нет ничего совершенного, но все стремится к совершенству и таит возможность нравственной гармонии. Значит, она ошибалась. Она презрительно оглядела книжные полки. В книгах не было особых секретов. Они оказались ничем не лучше всего остального.
Позже Мэри отправилась в ванную и заперла за собой дверь. Она неторопливо разделась перед высоким зеркалом. Отойдя на шаг назад и встряхнув волосами, она принялась тщательно изучать плавные изгибы своего тела… Выглядела она неестественно и неловко, чувствовала себя совсем не в своей тарелке, но зрелище — да, радовало глаз. Плотная лепка волос обрамляла голову, волной огибала нежную шею и доходила до груди. Хороша ли она, ее грудь? Приятная форма и бархатистость, округлая и манящая, без намека на излишки. Точеные соски нежны и чувствительны, что, наверное, должно приятно волновать других людей. Примерно на полпути между укрытыми полутенью нижними изгибами груди и второй линией волос расположился в складочке, похожей на веко младенца, пупок — срединная точка на незначительной выпуклости, становящейся все площе по мере приближения к сгибам бедер, где сквозь тонкую кожу проступают нежные вены… А дальше — та самая ключевая точка, жизненная роль которой остается предметом пристальнейшего внимания и рьяных дискуссий, так почитаемая и ценимая. Защищенная волосами и костным выступом, она тоже была сотворена из упругой плоти. Испытывая крайнее беспокойство, Мэри вгляделась попристальнее. Да, это что-то совсем неизведанное, что-то совсем иное. Кожа здесь была алого цвета, сокровенно алого. В глубине скрывались и другие жизнетворные изгибы и выступы. Откровенно говоря, Мэри была совсем не в восторге от этого тайника. Но по крайней мере, он не маячил все время на виду, чего не скажешь о его парном аналоге… Бедра закруглялись безупречными линиями. Ладно, все правильно, все хорошо, думала она, наверняка хорошо: ведь это все, что у меня есть. Она оделась и отворила дверь. Мимо проходил Джейми.
— Привет, Мэри, — сказал он и, не останавливаясь, пошел дальше.
«Ну что же со мной не так?» — расстроилась Мэри.
Она задала этот вопрос другим девушкам.
Сначала она спросила Лили.
— У тебя-то все хорошо, — прокричала Лили, пытаясь перекрыть равномерный вой Карлоса; он, собственно, еще даже не плакал, а пока только проводил испытания ударной мощи и раскатистости своих воплей, — Тише, милый. Вон ангел пролетел. Просто он, наверное… сыт всем этим по горло. Карлос, прекрати, пожалуйста, прекрати, прошу тебя.
Оказалось, что когда-то, давным-давно, Джейми и Лили были парой.
— А почему перестали? — спросила Мэри.
— Я хотела ребенка, а он нет.
— А-а, ясно…
Она обратилась с тем же вопросом к Джози.
— Чего? С этим? Ага, жди — сразу после дождичка в четверг, — ответила Джози; в этот момент она стягивала с себя спелеологический костюм, чтобы облачиться в наряд для тенниса. — Он просто онанюга недобитый, вот и все дела. Не передашь мне вон те кеды?
Выяснилось, что когда-то, давным-давно, Джози и Джейми тоже были парой.
— А почему теперь нет? — снова спросила Мэри.
— Потому что ему не хватило мужества, чтобы поработать над ситуацией. Нам нужно было проделать громадные строительные работы для создания нормальных отношений, и он просто не сдюжил.
— Понятно…
Пришел черед спросить Августу.
— Заходи. Закрой дверь. Я рада, что ты спросила. Полагаю, тебе нужно кое-что узнать, — начала Августа.
Они долго беседовали, сидя на шелковистой постели Августы. Правда, их разговор постоянно прерывался, ведь Августе приходилось беспрерывно хватать трубку изрядно потрепанного телефона, насмехаясь над своими многочисленными кавалерами или же усмиряя их. С того утра, когда у нее под глазом появился синяк, она редко выходила из дому. Его темные краски уже заметно посветлели, но она все еще сохраняла чрезвычайно надменный вид. Она прихлебывала водку из бутылки, стоявшей в пластмассовом ведерке со льдом.
— По сути своей, — рассуждала Августа, — он гомосексуалист. К тому же импотент. Все нарциссисты такие.
— Правда?
— Он просто ненавидит женщин. И боится.
— Тогда почему он нас всех тут поселил?
— Чтобы подавлять. Подавлять своими насмешками. Сними-ка трубку. Сначала спроси, кто это. Мм — давай.
— Но он разрешает нам делать все, что мы хотим, — вслух размышляла Мэри, — и дает нам деньги, когда нам нужно.
— Именно этим он нас и подавляет.
— Но если он нас так ненавидит и боится, зачем ему еще тратить силы на то, чтобы нас подавлять?
— Мэри, я ведь тебе не лгу, — Ее глаза сверкнули такой злобной праведностью, что Мэри быстро кивнула и отвернулась, — Полагаю, ты в курсе, что он мастурбирует? О, возьми-ка еще раз трубку. Спроси, кто… Ага, я отвечу.
Мэри узнала, что когда-то, давным-давно, Джейми с Августой тоже были парой.
— И что произошло?
— Все из-за одной никчемной драчки! Веришь ли? Я навещала его в больнице каждый божий день три недели подряд, а он, когда вышел, сказал, — тут ее рот начал скорбно кривиться, — что в фобу он все это видал. Представляешь? Сними трубку. Спроси… Нет! Ну ладно, давай.
— Ясно, — пробормотала Мэри.
— Как только я его впервые увидела, я сразу поняла, — Августа щелкнула пальцами, — что он слабак. В сущности, просто любитель порнухи, как и все мужики. Что они понимают? Что они чувствуют? То есть что они на самом деле чувствуют? Ни-че-го! О, они всего лишь… Кто бы это мог быть? — Августа царственно протянула руку к трубке и потом что-то очень долго в нее нашептывала.
Какое-то время они болтали о всякой всячине. О большой ферме, на которой однажды поселится Августа, и о восьми или девяти детишках, которых она будет там успешно растить.
И уже гораздо позже Августа сказала:
— А я встречала тебя… раньше.
— Правда?
— Как тебя тогда звали?..
— Может, Эми?
— Точно.
Мэри не особо встревожилась. Возможно, в Августе тоже жили две девушки. Ведь Джейми как-то сказал Мэри, что Августа — ненастоящее ее имя. На самом деле ее звали Дженис.
— Мы проговорили с тобой всю ночь, а потом ели вместе яичницу. Ты была какая-то странная.
— Не помню.
— Ну, я тоже тогда порядком поднабралась. Но я навсегда запомнила, что ты тогда сказала. Просто сейчас, как назло, вылетело из головы.
— А-а…
— Ты и вытворяла невесть что. Со всякими тяжеловесами и негритосами, и все такое. А потом звонила родителям.
— Что?
— Когда была со всеми этими мужиками.
— Зачем?
— Потому что ты их ненавидела.
— Кого?
— Родителей. А еще был у тебя тот парень… Тоже странный тип. Это тянулось многие годы. Ты говорила, что никогда его не бросишь. Ты… Тогда ты мне больше нравилась.
— Да?
— Ага.
— А почему?
— Ну… Ты была более… настоящая, что ли.