Другие люди: Таинственная история
Шрифт:
Сегодня это проделывают все раньше и раньше — в восемнадцать, в пятнадцать, в десять лет. Сейчас пресыщение жизнью наступает так быстро. Молодость — вот самое подходящее для самоубийства время. Жалею ли я, что не совершил его раньше, в старые добрые времена моей юности? Да пожалуй, что нет. Жизнь убога, но другого-то ничего нет — насколько
нам с вами известно.
* * *
Первое, что пришлось Мэри сделать в связи с самоубийством Алана, — дать показания.
— Это всего лишь формальность, — беззвучно рыская по комнате, успокаивал потертый жизнью полицейский, которому испортили выходной, — Понятное
Мэри сидела, бессмысленно уставившись через стол на потерянное, мокрое от слез лицо Расса. Она совершенно не представляла, что должна рассказать.
— Хорошо, что мы тут имеем? — задумчиво произнес полицейский, дергая себя за ухо.
Сначала он предложил запротоколировать устный рассказ всех обитателей сквота. Высунув от напряжения кончик языка, он очень медленно и старательно записывал совершенно одинаковые показания о том, как было обнаружено тело Алана, которые, растягивая слова и запинаясь, дали ему по очереди Рэй и Парис. Затем полицейский посмотрел на часы.
— Пожалуй, мне… Такая досада, что вас здесь так много.
Суетливо и стараясь не замечать непрерывного хлюпанья Расса (хлюпанья, уже отправившего целые ведра горя в его воспаленное горло), полицейский раздал всем листки бумаги и шариковые ручки, которые молча принес Норман. Мэри сидела за длинным столом вместе с Рассом, Рэем, Парисом, Верой, Чарли, Альфредом, Венди и Норманом. То и дело почесывая затылок и поводя плечами, они ссутулились над столом и приступили к заданию, как школьники на уроке.
О чем могла рассказать Мэри? Она сожалела, что из-за нее у Алана сломана шея, она этого совсем не хотела. Виноваты ли во всем волосы Алана, как он написал в своей записке? Вряд ли можно сломать себе шею из-за волос. Конечно, опять во всем виновата Мэри. «Мне очень жаль, — аккуратно вывела она на бумаге. — Я не хотела этого. Постараюсь больше так не делать».
Потом двое пожилых мужчин в форме осторожно спустились по лестнице, держа носилки, на которых лежало что-то мешковатое. Расс встал и с треском швырнул ручку на стол. Он повернул к Мэри свое мрачное ребяческое лицо.
— Какого черта я тут делаю? Я ведь не умею писать. — Он ткнул в Мэри пальцем, — Это все ты, твоя работа! Ему было всего-то двадцать один. Ты во всем виновата, а тебе и дела нет. Бог ты мой!
Мэри отправилась в путешествие, путешествие, которое заняло несколько дней. Она каталась по подземке, туда и обратно, нарезая круги по прокопченным внутренностям города. Ездила по Кольцевой, в этом новом для нее витке пространства и времени, пока не закружилась голова. Но Кольцевая так никуда ее и не привела. Бродила по запекшемуся бетону Пикадилли и Лестер-Сквер. Ночевала вместе с другими людьми в переполненной комнате, где стояла вонь — последствие скверного питания. Когда она прислонилась к стене, у которой стояли и другие девушки, к ней один за другим подошли двое мужчин и спросили, свободна ли она. Оба раза она отрицательно покачала головой, и они ушли. Затем какой-то отрезок времени превратился в набор коробок и клеток. Ее сунули в фургон и привезли в какое-то место, где нужно было вытащить все из карманов и сумки и отдаться в распоряжение человеческого общежития. Ее заперли на ночь вместе с девушкой, которая непрерывно плакала и подолгу писала в горшок, который вытаскивала из-под своей койки. Утром Мэри заставили раздеться, и какая-то женщина осмотрела ее — Мэри так и не поняла, по какому праву. И вот ее уже снова везли в каком-то фургоне. Она спала на белых нарах вместе с другими женщинами, которые вопили и выли всю ночь напролет.
— О, сколько в тебе жестокости, — причитала женщина рядом с Мэри. — О, в тебе… в тебе нет добра.
Мэри и без того это знала, и вовсе не нужно было повторять ей одно и то же сотни раз. Она получила коричневый пакет со своими вещами, а также какие - то желтые таблетки, заставившие настоящее подернуться дымкой и куда-то отступить. После этого можно было гулять по саду или сидеть в комнате с зелеными стенами, наблюдая за мельканием бесконечной вереницы красок и лиц. Мэри развлекалась так довольно долго. Затем появился Принц и забрал ее оттуда. Естественно, им пришлось его впустить. Им пришлось впустить его, чтобы он забрал ее с собой.
— Наконец-то я раскусил тебя, Мэри, — сказал он ей в своем кабинете. — О, да ты теперь куришь? Еще одно из последних достижений?
Мэри попыхивала сигаретой. За последние несколько дней она в совершенстве овладела этим навыком под чутким руководством разных безумцев и безумиц. Они объяснили, что курение пойдет ей на пользу и что особенно хорошо оно помогает от нервов. Мэри ничего про это не знала, но была рада занять чем-нибудь руки и рот — рот даже больше.
— Прошу прощения, — сказала она.
— …Замечательно, — восхитился он, — Значит, теперь все прекрасно.
— Я старалась хорошо себя вести, правда.
— А теперь бросила? Так только дети малые говорят.
Мэри промолчала.
— У меня для тебя кое-какие новости, — уже тише добавил Принц, — Мистер Дэвил — он отказался от своего признания.
— Мистер Дэвил?
— Малый, который признался, что убил тебя. А теперь отказывается. Говорит, что не убивал.
— И что это значит?
— Ну, с его точки зрения, это вполне резонный шаг. Ему сказали, что ты жива и здорова, вот он и передумал. Ты разве на его месте не поступила бы точно так же?
Мэри ничего не ответила.
— Надо отдать ему должное. Он далеко не сразу поверил. Все гнул свою линию. Редкий случай.
— Правда? — спросила Мэри.
Он ждал, когда она поднимет глаза. Она посмотрела на него.
— Да, редкий. Он все твердил, что довел дело до конца. Говорил, что ты сама его попросила. Вот он тебе и помог.
Глаза Мэри наполнились слезами, и она не пыталась их сдержать. Некоторые падали ей на колени, а одна даже попала на сигарету. Она услышала, как Принц вздохнул и поднялся. Он подошел и помахал перед ней белым платочком.
— Не беспокойся, — сказал он. — Он не скоро выйдет — ему еще надо срок отсидеть. Вот почему мы ждали. Хотели зацепить его еще на чем-нибудь… Ну и что дальше, Мэри? Что у тебя осталось? Работу потеряла. Кстати, сквота тоже больше нет.
— А где он? Куда он подевался?
— Любая заварушка в такого рода местах… — Он вяло шлепнул рукой по столу. — Да нет, Мэри, теперь тебе и впрямь некуда податься. Похоже, ты выработала весь свой запас везения.
— Нет, есть. Мне еще есть куда пойти, — Она показала ему листок бумаги.