Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика
Шрифт:
Вспоминает О. Малоземова: «Первое знакомство с Аркадием Райкиным состоялось в сезон 1937/38 года. Ленинградский Дом работников искусств. После одной из репетиций с Михаилом Розановым очередного номера для эстрады ко мне подошел приятный скромный молодой человек и сказал:
– Разрешите познакомиться с вами, я вас знаю, видел на сцене, вы – Малоземова?
– Да, – сказала я.
– А я – Райкин, Аркадий, давайте работать вместе, мне хотелось бы играть с вами.
У него был такой юный вид! Я уже слышала о нем хорошие отзывы, о чем не преминула ему сказать тут же. Но, подумав и представив себе моих партнеров: Копьева Льва Николаевича, Розанова Михаила, Виталия Доронина и Костю Сорокина – а все они были старше его, – я, слегка растерявшись и смутившись, ответила:
– Вы знаете, мне еще не хочется играть вашу маму.
И все же через некоторое
Кроме Райкина, Гибшмана и Малоземовой в дебютной программе были также задействованы: певица З. Рождественская, эквилибристы А. и Р. Славские, трио Кастелио, Евгений Деммени с куклами (пародии), Николай Смирнов-Сокольский с фельетоном «На все Каспийское море» и др.
Между тем Райкин отыграл всего несколько недель, после чего в октябре отправился в Москву, где в Колонном зале Дома союзов проходил I Всесоюзный конкурс артистов эстрады, который опять же был задуман в русле той «оттепельной» политики, которая проводилась тогда в стране. И снова отметим: среди членов жюри конкурса было много соплеменников нашего героя (Исаак Дунаевский – председатель жюри, Леонид Утесов (заместитель председателя), Евгений Бермонт, Ирма Яунзен, Давид Гутман, Владимир Типот, Виктор Ардов и др.), а среди артистов их было больше половины. Например, соперниками Райкина (он выступал в речевом жанре) в финале были два его соплеменника (Николай Эфрос и Анна Гузик), а также двое русских (Мария Миронова и Петр Ярославцев).
Райкин представил на конкурсе три миниатюры: «Чаплин», «Мишка» и «Авоська». Причем первый номер у него едва не сорвался по причине того, что кто-то похитил его реквизит – тросточку. А без нее какой Чаплин? Райкин обнаружил пропажу за несколько минут до выхода на сцену и, естественно, впал в панику: что делать? Решение пришло мгновенно: надо бежать в гардероб. Сметая все и вся на своем пути, артист помчался вниз. И там действительно нашел то, что искал – какую-то палку, чуть ли не от щетки, которую ему согласилась отдать на время сердобольная гардеробщица (уж больно жалобно артист выпрашивал у нее «хоть какую-нибудь палку»). С нею Райкин и выбежал на сцену, когда пауза грозила вылиться в катастрофу – члены жюри и зрители уже недовольно начали шуметь. Однако едва артист начал исполнять номер, как шум недовольства сменился громкими аплодисментами.
Кстати, чуть позже выяснилось, кто именно похитил трость у Райкина. Оказалось, что это был… член жюри, знаменитый артист Николай Смирнов-Сокольский. Когда Райкин спросил его «Зачем?», шутник ответил: «Артисту необходим опыт. Всяческий опыт. В старое время зеленых юнцов еще и не так разыгрывали».
Среди трех райкинских миниатюр одна была сатирическая – «Авоська». Речь в ней шла о том, как некий гражданин выходил из дома за продуктами и брал с собой две сумки-сетки, которые он называл «авоськой» и «напраской». Название были подобраны не случайно: «авоськой» называлась сетка для необходимых вещей («авось что-нибудь куплю»), а «напраска» – для вещей ненужных, купленных вместо тех, которые были нужны, но в продаже не оказавшихся («напрасные вещи»). Отметим, что сатира была весьма едкая, но вполне «проходимая» в годы сталинской «оттепели» конца 30-х. И название «авоська» с тех пор ушло в народ – так стали называть сумки-сетки для продуктов.
Во многом благодаря своей «Авоське» Райкин на том конкурсе завоевал 2-ю премию (1-ю премию не дали никому, хотя некоторые члены жюри настаивали на том, чтобы она досталась именно Райкину). Третья премия досталась Марии Мироновой – еще одной восходящей звезде того времени (кстати, она ровесница Райкина – родилась в 1910 году). Вот какие впечатления остались от выступления Райкина у Леонида Утесова:
«В процессе конкурса мой коллега по жюри Исаак Дунаевский все время грустно спрашивал меня: «Этот надолго?» – «На год», – отвечал я. «А этот?» – «Может быть, на три года».
Вдруг на эстраду вышел худощавый, с большой шапкой черных волос молодой человек. Это был Аркадий Райкин. Он быстро и непринужденно исполнил три эстрадных номера…
Члены жюри оживились, зрители аплодировали артисту. И когда Дунаевский, улыбаясь, спросил меня: «Старик, а этот надолго?» – «На всю жизнь!»…»
Успешное выступление на престижном конкурсе принесло Райкину и материальный успех: его семье (а в нее помимо него входили жена и полуторагодовалая дочь Катя), наконец, выделили комнату в коммунальной квартире. Кроме этого, его стали записывать на радио, которое в ту пору (в отсутствие телевидения) считалось главным средством стать знаменитым на всю страну для любого артиста.
После победы на конкурсе Райкин сыграл несколько спектаклей в московском Театре эстрады и миниатюр (вел конферанс и играл с Риной Зеленой миниатюру «Одну минуточку»: актриса, как мы помним, играла стоматолога, а он – пациента). Жил он вместе со своей женой Ромой в гостинице «Москва» (а театр был в пяти минутах ходьбы оттуда – на улице Горького, в этом здании теперь Театр имени Ермоловой).
В декабре 1939 года Райкин вплотную приблизился к монаршему трону: дал свой первый правительственный концерт в Кремле лично для Сталина, который в тот день отмечал свой 60-й день рождения (уже в наши дни выяснится, что на самом деле вождь родился на год раньше – 21 декабря 1878 года). Причем история с попаданием Райкина на это торжество выглядит как анекдот.
Его включили в состав участников концерта за пару недель до дня рождения. Прошло две репетиции, после которых Райкину сказали: ваш номер остается в программе. Однако утром назначенного дня ему внезапно позвонили и сообщили, что концерт отменяется – Сталин якобы не захотел. Но молодой артист без дела не остался: тем же вечером он выступил сразу в двух местах – в Доме актера и Доме архитекторов. А когда ночью вернулся в гостиницу, дежурная по этажу буквально ошарашила его новостью: «Где же вы пропадали? Концерт-то в Кремле был!» Райкин тут же позвонил в Комитет по делам искусств. Там ему подтвердили: да, концерт был сыгран, но Райкина так и не смогли найти. «Но вы не переживайте и ложитесь спать», – посоветовали артисту. Что он, собственно, и сделал, устав после двух концертов, как раб на галерах.
Среди ночи его разбудил телефонный звонок. Звонили из того же Комитета по делам искусств: «Быстро одевайтесь. Едем в Кремль». Артист поначалу принял этот звонок за шутку (он грешил на мастера таких розыгрышей – композитора Никиту Богословского). Но спустя несколько минут ему позвонил все тот же человек и недовольно спросил: «Ну где же вы? Я жду вас внизу в машине». Райкин пулей сорвался вниз. В машине, кроме чиновника, он обнаружил еще одну актрису, которой предстояло выступать в Кремле – Наталью Шпиллер. Втроем они через пять минут были на месте. Далее послушаем рассказ самого А. Райкина:
«В центре Георгиевского зала стоят четыре стола. За ними сидят, как я потом подсчитал, шестьдесят человек – по числу лет Сталина. Нас встречает М. Б. Храпченко, председатель Комитета по делам искусств. Он-то и дал распоряжение привезти меня на этот второй, уже не запланированный концерт. (Первый давно закончился, а гости не расходились. Надо было их чем-то занять).
Храпченко берет стул, на который я, войдя в зал, положил свои «носы» и прочие аксессуары, ставит его прямо перед столом Сталина, примерно в двух метрах от него. То есть выступать я должен не на эстраде, которая где-то в конце зала, а прямо на паркете возле центрального стола.
Я смотрю на всех и продолжаю думать о чае. На столах, однако, все, что угодно, кроме чая. Но надо начинать. Читаю «Мишку». Быстрое изменение внешности, и появляется первый персонаж – докладчик, пользующийся набившими оскомину штампами.
Сталин, по-видимому, решил, что на этом мое выступление закончилось. Он наливает в фужер вина, выходит из-за стола, делает два шага в мою сторону и подает мне фужер. Пригубив, я ставлю бокал и продолжаю номер. В моем «человеке с авоськой» присутствующие усматривают сходство с Дмитрием Захаровичем Мануильским.
Это вызвало оживление.
Сталин у кого-то спрашивает, что это у моего персонажа за сетка: ему объясняют – для продуктов.
Я заканчиваю. Сталин усаживает меня перед собой. До восьми, то есть около трех часов, я сижу напротив него. По одну сторону от него – Молотов, по другую – Микоян и Каганович. Помню, Сталин вынимает из кармана, по-видимому, давно служившие ему стальные часы. Это знак, что пора уходить. На что Микоян (он со Сталиным на «ты») говорит:
– Сегодня ты не имеешь никакого права. Мы празднуем здесь твой день рождения, мы решаем.
Ворошилов провозглашает тост за великого Сталина. Сталин никак не реагирует, словно его это не касается. Следующий тост произносит сам:
– За талантливых артистов, вот вроде вас!..»