Другой Хайям
Шрифт:
Жизнь и смерть
Жизнь и смерть для обычного человека разделены непроницаемой завесой страха. Это страх перед неизвестным, неприятие изменений как основного закона жизни. Смысл жизни – в ее скоротечности, в сменяющих друг друга состояниях. Каждый момент жизни, каждый ее период исчезает в небытии, в смерти. Человек сначала осознает себя ребенком, затем ребенок умирает, и вроде бы то же существо, по крайней мере, с тем же именем и адресом, занимает его место в образе юноши или девушки. Через некоторое
Но с кем все это происходит и для чего? Исчерпывая жизнь, мы узнаем то, что лежит в сухом остатке, мы постигаем, с кем происходят все эти метаморфозы, весьма напоминающие процесс дистилляции или очищения. Жизнь и смерть формируют каждый момент нашего существования. Эта истина вполне понятна телу, состоящему из постоянно отмирающих клеток, которые выполняют свои функции и передают эстафету дальше. Телу известна цель собственного существования. Но трусливому уму невыносима даже мысль о смерти, он и мгновения не может обойтись без рассуждений, стремясь ими заполнить любую ментальную пустоту. Если мы не научимся прислушиваться к голосу смерти, сделав ее своим советником уже сейчас, при жизни, то ничему не научимся и после смерти. К этому можно прийти, постигая мудрость тела, мудрость нашего покрова (см. главы «Слоистый пирог времени» и «Интеллект и сердце»).
58 О, если б мог при жизни я узнать все тайны этой жизни скоротечной,мне смерть раскрыла бы свои секреты — за гранью разума и за покровом вечным.Но так как ничего я о себе не знаю здесь — по эту сторону покрова,что нового смогу узнать я там, когда в покров уткнусь я снова?Таинственная природа Я
Есть только одно я, несотворенное, невозникшее, неизбывное, ничего не составляющее, никем и ничем не составленное, самосущее и превосходящее пространственно-временной континуум. Иллюзия существования многих различных я связана с феноменом отражения одного и того же Свидетеля на разных планах бытия. Небытие – тоже креатура я, которое для постижения своей природы нуждается в принципиально ИНОМ – в не-я. Таким образом, я создает для самого себя нечто вроде виртуальных границ, которые ему необходимы для конкретизации своего бытия и самопознания. Я пребывает внутри любого осознающего себя существа, и одновременно вовне. Самосознание подразумевает способность видеть себя, хотя бы до некоторой степени, со стороны. Соответственно, я, как наблюдатель и свидетель собственного бытия, по необходимости является посторонним своему существованию.
Я – враг и спаситель, препятствие и цель человека, я – это каждый из нас и одновременно все мы вместе взятые. Некоторые высшие восприятия становятся доступными индивиду только в результате гармоничного сочетания с другими, когда несколько разрозненных я образуют одно единое целое (многие мистики для того и объединяются в группы, чтобы пережить подобные состояния). Все вышесказанное, и много больше того, выражено в таком катрене:
35 Секрет великий мы не можем разгадать, ни ты, ни я —мистическая тайнопись Творца трудна и для тебя, и для меня.За Божьим занавесом голоса о нас ведут беседу без конца,когда ж поднимется полог, мы двое будем ли по-прежнему двумя?Суфийский персонаж Мулла Насреддин, касаясь той же проблемы разобщенности между людьми и внутри отдельно взятого человека, проиллюстрировал сосуществование в нашем сознании, по крайней мере, двух я – культурного (обусловленного) и подлинного (экзистенциального), которые используют принципиально разные системы самоидентификации. Эти я, как известно, часто не понимают друг друга и вступают в конфликт:
Насреддин пришел в банк и попросил кассира обналичить чек. «Не могли бы вы подтвердить свою личность?» – попросил кассир. «Да, конечно!» – ответил Насреддин. Вытащив из кармана маленькое зеркальце, он вгляделся в него и сказал: «Все в порядке, это я!».
Ключевые понятия и метафоры в поэзии Хайяма
А теперь рассмотрим ключевые идеи и аллегории, которые Хайям бросает в тигель поэтического воображения для их дальнейшей алхимической трансформации в чистое понимание.
Интеллект и сердце
Интеллект оперирует логическими категориями, его функция – интерпретировать, сопоставлять и обобщать, в русле заданной системы координат, «показания» обычных чувств. В этом качестве он, при всех своих достоинствах, не может служить инструментом для изучения высшей реальности. А вот сердце, соответственно подготовленное, способно стать таким инструментом. Оно, выражаясь языком вышеприведенного катрена, как раз-то и является правильной почвой для возделывания.
Подобно винограду, который превращает солнечный свет в сахарную сладость, сердце может трансформировать тонкие и обычно не воспринимаемые энергии в осязаемые качества и способности преображенной личности. Для суфия, как и для других мистиков, сердце – сверхчувствительный орган восприятия, условно связанный с физическим сердцем. Вообще, суфийская метафизическая психология телесно ориентирована. Считается, что именно тело, как физический двойник души, содержит в себе ключи к необходимому прорыву сознания в высшие сферы. В самой терминологии суфийской системы можно проследить связь между духовными реалиями и их физическими эквивалентами.
79 Когда вневременный Господь меня заботливой рукою создавал,Он, в назиданье мне, подробно — слово в слово, любви учебник написал.Затем Он взял мое сердечко в оборот и из его невзрачного фрагментаключ вырезал от двери сокровенной, которая к Реальности ведет.Сердце постоянно охотится за светом, чтобы отразить и запечатлеть в себе, подобно фотокамере, образы божественного присутствия. Эти «снимки» предъявляются затем сознанию в виде непроявленных впечатлений, для того чтобы оно могло их осознать («проявить»). Если, однако, зеркало сердца покрыто ржавчиной вещизма (привязанности к вторичному), или сознание не сонастроено с реальностью сердца, бытие воспринимается человеком фрагментарно или искаженно. Сознание в результате получает картину, внушающую либо сентиментальное очарование миром, либо страх и ужас перед ним. Первым недугом страдают самоупоенные, невежественные почитатели «прекрасного», энтузиасты квазиэзотерических культов, вторым – депрессивные натуры, психика которых представляет собой особо благодатную почву для религиозного фанатизма и всевозможных мрачных одержимостей, вроде теорий мирового заговора.
Подводя итог, можно сказать, что сердце обладает способностью воспринимать архетипические образы бытия, проникающие с высших уровней существования, а также преодолевать пространство, и время, постигая мир как целое. Но для этого оно должно очиститься, стать, по сути, пустым сосудом, чтобы наполниться духовным содержанием.
Вино и опьянение
Алкоголь, попадая в организм, усваивается и производит измененное состояние сознания, отличное от узкой рассудочной трезвости, линейного мышления. Даже на физическом плане вино делает человека более открытым, размывает ограничения эго и часто стирает границы между ним и другими людьми. Мы же должны помнить, что для Хайяма винное опьянение является метафорой божественной любви, которая не просто производит измененные состояния сознания, но необратимо трансформирует все человеческое существо. Как символ духовной трансформации, вино использовалось многими мистическими традициями, которые исторически предшествовали суфизму исламского периода. Достаточно вспомнить известный евангельский эпизод, когда Христос превратил воду в вино. Символический смысл этого события понятен любому суфию. Цель мистического пути состоит в духовной эволюции, а это, по сути, превращение воды, как естественной природной данности человека, в чистое вино – достижение иного уровня бытия. Этапы приготовления вина могут служить достаточно точной аналогией разных стадий мистической трансформации: виноград отбирают, давят под прессом, полученный сок выдерживают в специальных температурных условиях, в результате начинается брожение. Под воздействием дрожжей (учитель, школа, идеи) сок ферментируется, пенится, «кипит» и выделяет собственную энергию (реализует скрытый потенциал), которая преобразуется затем в качества опьяняющего напитка (измененное сознание).