Шрифт:
Введение
– Значит, на ваш взгляд это успех?
Безразмерное кресло позволяло принимать самые немыслимые положения, и мистер Харрис, чья жизнь, как казалось Хьюзу, состояла исключительно из удобных поз, пользовался этим вовсю. Откинувшись назад с занесенной за голову рукой, словно начинающий заплыв на спине пловец, он задал свой вопрос и так же лежа посмотрел на стоящего перед ним младшего сотрудника своей неопределенной улыбкой. Дэни ее ненавидел. Меньше чем через полгода стукнет почти год, как он в редакции, и только и слышит, что мистер Харрис – душка, и более демократичного руководителя невозможно представить. Он и сам успел убедиться, что главный редактор держится просто со всеми, а его обращение тем вежливее, чем скромнее статус сотрудника, так что самые сливки такой обходительности перепадали как раз ему, Дэниэлу Хьюзу. Вроде бы и не о чем беспокоиться. Но почему-то при всем, как казалось, искреннем желании мистера Харриса по-отечески приободрить молодого подчиненного, у того всякий раз от такой поддержки создавалось ощущение, что он каким-то малопонятным образом доставляет своему шефу развлечение. Не то чтобы утонченное, но с неизменно ускользающим от Дэни подтекстом. И дело не в предвзятости.
И еще эта манера спрашивать об очевидном. Нет ничего неприятнее, особенно в беседе с таким человеком. Ответ вроде бы напрашивается сам собой, а вот на что напрашивается тот, кто считает нужным разговаривать в таком ключе, поди пойми. Тем более твой начальник.
Успех? А как же иначе! И это еще скромно сказано! Каким еще приличным словом обозвать то сумасшествие, что творится вокруг "Финчли-ньюс" последние несколько месяцев? Мешки писем, бесконечные звонки, странного вида посетители, осаждающие редакцию с неожиданными предложениями… Естественно, всегда найдутся завистники, готовые осмеять кого и что угодно, например, тех же посетителей (и вправду, иногда слишком странных) заодно с газетой, лишь бы только преуменьшить чужие достижения. Однако, даже тех, по чьему мнению польза от таких предложений для уважающего себя издания представлялась сомнительной, повергал в прах аргумент, против которого возражений не существовало в принципе. То, о чем еще совсем недавно глупо было бы и мечтать, свершилось. После того, как несколько первых выпусков были сметены с прилавков за период, к которому уже применимо понятие "скорость", а их содержание удостоилось упоминания в некоторых столичных изданиях,"Финчли-ньюс" осторожно попробовала увеличить тираж, и вслед за тем, как и с его продажей не возникло проблем, повторила этот трюк еще дважды.
За это время наибольшей внутренней трансформации подвергся главный виновник суматохи. Еще совсем недавно Дэни, всю жизнь считавший себя скромным малым, не мог и подумать о том, что отныне самой серьезной заботой для него окажется ежедневная потребность тщательно скрывать свою гордость. Такая потребность была вызвана не только присущей ему замечательной скромностью. Дело в том, что точно такой же гордостью, вовсе не скрываемой, а еще и радостью и возбуждением были переполнены все сотрудники газеты, и Хьюзу, осознающему вполне отчетливо, кто по справедливости должен единолично пожинать все лавры, не хотелось слиться с этой непричастной массой. Или чтобы она слилась с ним, что точнее. Он старался выстроить свое поведение таким образом, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что добытый им лично триумф, которым они все сейчас так беззастенчиво наслаждаются, не задумываясь о его причинах, нисколько не вскружил ему голову, и что он в отличие от них всех как человек, пусть и молодой, но успевший, благодаря своей находчивости, уже на раннем этапе приобрести такой ценный опыт, всецело поглощен обычной рабочей рутиной и не намерен отвлекаться на все эти восторги насчет сенсации и прочие глупости для юнцов и людей недалеких, хотя, конечно, им всем не мешало бы понять, что он-то, как никто имел право это себе позволить. Такая роль давалась ему непросто, так как одновременно с упомянутым стремлением посвятить всего себя рутине нельзя было допустить, чтобы окружающие доверчиво поддались этой его естественной скромности и позабыли, в чем суть. Дэни страшно переживал, что, возможно, ему так и не удалось в полной мере создать образ, по которому невозможно было бы, с одной стороны, не догадаться о его истинной роли в этой громкой истории, а с другой, распознать его страхи, что далеко не всем такая догадливость по силам, что многие будут сбиты с толку его тонкой тактикой. Образ, который восхищал бы не только его владельца, но и окружающих, отрезвляя их и расставляя все на свои места. На его беду вокруг него не было никого, кто пожелал бы высказать ему свое мнение, как это выглядит со стороны. Не перебарщивает ли он, и не создается ли из его слишком уж отрешенного вида обманчивое ощущение, что так может смотреться человек не то что скрывающий свою гордость, а просто напросто не имеющий для нее никаких оснований?
В такой сложной ситуации ему хотелось, чтобы мистер Харрис поддержал его хотя бы взглядом. Дэни вполне устроило бы, если б тот молча дал понять, что уж он-то как никто знает и помнит, кто доставил в редакцию дневники и уговорил его опубликовать их. Не то чтобы Дэни ожидал, что теперь его начальник бросится советоваться с ним по всем насущным делам. Однако, уж точно он не заслужил такого нелепого вопроса. Успех! "Значит, по вашему мнению, идет дождь?" – мог бы точно с тем же выражением живейшего внимания поинтересоваться мистер Харрис, от чьего проницательного взгляда наверняка не укрылись ни размазанная по лбу мокрая челка Хьюза, ни стекающие с промокшего плаща на пол струйки воды. И опять Дэни померещилась эта подсматривающая в щелочки глаз усмешка. Как ни сокрушался он по поводу манеры мистера Харриса, ему ничего не оставалось, как поддержать беседу в предложенном стиле.
– Несомненный. Как же иначе? – Дэни облизал пересохшие губы. Дело не в волнении, все проклятый кофе. – Нам пишут со всех концов. Интересуются, когда же продолжение. Разве это не подтверждает…
– В известном смысле, да. Пишут. – Мистер Харрис слегка повернулся на бок и высвободил из под локтя смятые конверты. Что касается поступающей в редакцию корреспонденции, неоспоримое преимущество главного редактора состояло в том, что некоторые предпочитали писать лично ему. Мистер Харрис подтвердил, что среди них встречаются довольно занятные люди.
– Скажу больше, – добавил он, – возможно, вы будете удивлены, но наша инициатива получила неожиданный отклик. По крайней мере, для меня. Добытые вами дневники занятным образом пробудили к жизни аналогичные материалы. Догадываетесь, о чем я?
– Неужели…, – Дэни не мог поверить собственным ушам. – Нашлись еще чьи-то воспоминания?!
– Именно так. И обладатели предлагают их к печати. Заметьте, не кому-то, а нам.
Вот это да! Блаженство Дэни за секунду превзошло все прежние пики. За последние месяцы он понемногу
Однако для начала Дэни все же осторожно поинтересовался, что в них. На это мистер Харрис заметил, что с содержанием он еще не ознакомился, и, скорее всего, предоставит это право ему, первооткрывателю, но главное не что, а кто. Кто именно присылает подобные сокровища. Кое-что он тут отложил и предлагает пройтись по порядку.
Открывающаяся перспектива захватила Хьюза с профессиональной стороны настолько, что внезапная смена темы нисколько не помешала процессу детального анализа ситуации. Дэни лишь слегка удивился, когда вместо ожидавшегося разговора о Холмсе мистер Харрис поинтересовался, читал ли его сотрудник что-либо из сочинений Агаты Кристи, желательно о чрезвычайно прозорливой старушке из деревни Сент-Мерри-Мид. Дэни честно признался, что не читал, но слышал, что истории Агаты Кристи считаются самыми запутанными в мире, и ни один читатель, будь то профессор Оксфорда, бедуин или даже китаец с его маджонгом, не в состоянии их распутать. Все так же улыбаясь и нежно постукивая пальцами себе по брюшку, мистер Харрис предложил допустить гипотетически, что, раз уж ему, Дэниэлу Хьюзу, удалось посрамить скептиков и доказать существование самого Шерлока Холмса, чрезвычайно прозорливая старушка в смысле своих прав на жизнь ничем не хуже, и у них с Дэни нет никаких оснований для предосудительного скепсиса в отношении почтенной женщины. И тогда, если это подтвердится, продолжил развивать мысль мистер Харрис, Агата Кристи из блистательной сочинительницы превратится в посредственную пересказчицу чужих историй, по-видимому, самой старушки, потому и донесенных до читателей в том самом запутанном виде, что не только сама не сумела их распутать, но и добавила путаницы от себя лично. Такая мысль показалась Дэни одновременно и многообещающей, и вполне разумной. Тем более, что уже имеются обнадеживающие сведения. Деревенька такая в самом деле существует. Ее мистеру Харрису показал на карте внук прозорливой старушки, пожелавший продать газете "мемуары своей славной бабушки о ее захватывающих похождениях". Слава Богу, "похождения" – это не то, о чем можно было бы подумать. Речь исключительно о расследованиях, прославивших старушку, однако мистер Харрис счел нужным отдельно спросить Дэни, знаком ли он с личностью Джейн Марпл, и не смущает ли его что-либо в такой формулировке, а именно, насчет потомка.
– Нет, не знаком, – снова честно ответил Дэни и, проигнорировав подсказку, добавил, что со своей стороны будет ужасно рад познакомиться и готов заняться подготовкой таких замечательных мемуаров сразу же, как только завершится публикация материалов о Холмсе.
– И много он запросил? – вежливо поинтересовался он, заметив, что мистер Харрис задумчиво переваривает его ответ.
– Кто? – чуть приподнялся от удивления мистер Харрис.
– Этот внук, – пояснил Дэни и, решив быть снисходительнее к слабостям главного редактора, пояснил еще: – За дневники, я хотел сказать.
– Так я и думал, – заключил мистер Харрис вместо ответа и, грустно вздохнув, взялся вводить Дэни в курс дела. Мисс Марпл – старая дева. Детективша, избравшая своим методом не имеющее аналогов целомудрие, и раскрывшая с помощью этой удивительной тактики примерно полторы тысячи убийств, которые чаще всего происходили в непосредственной близости от нее и были вызваны, по всей вероятности, всплеском раздражения у обычных смертных от такого вызывающего ее поведения. На всякий случай мистер Харрис хотел бы уточнить, возможно, Дэни понимает в жизни побольше него и сумеет втолковать ему суть понятия "внук старой девы". Особы, чья разборчивость в выборе преступника уступала в смысле критичности лишь тому же ее качеству, только касающемуся известных связей, случающихся между мужчинами и женщинами. Настолько, что в последнем случае разборчивость означала тотальное отрицание.
– Это точно? – спросил Дэни с такой подкупающей непосредственностью, что мистеру Харрису пришлось заключить, отчасти вслух, что усердие и легкость на подъем не всегда способны компенсировать отсутствие интуиции и нюха на такую вот тухлятину, которую теперь, благодаря усердию Дэни и его легкости на подъем, придется расхлебывать им всем, а в особенности ему, мистеру Харрису.
Но Дэни не сдавался, и не только из желания со своей умудренной опытом стороны поддержать пошатнувшегося начальника. Во избежание краха его голова готова была генерировать собственные версии, хитроумием не уступающие изобретательности старушки. Может быть, в данном случае упомянутые похождения – это как раз то самое, о чем хоть и неловко думать, а все ж таки порой приходится, и дева не настолько невинна, насколько стара? И тогда ее внук – никакое не чудо, не бессмыслица, а вполне реальное явление, и они имеют дело с плодом внебрачной связи?