Другой ветер - Дневник собаки Павлова
Шрифт:
Машинально сняв с полки брошюру "Пауки, насекомые" с насупленной головой кузнечика на лакированной обложке, Петр узнал, что у некоторых толкунчиков рода эмпис самец в качестве "свадебного подарка" преподносит самке такую же крупную, как он сам, муху. В результате присевшая на ветку копулирующая пара толкунчиков располагается как бы в три этажа: сверху размещается самец, который держит самку, та, в свою очередь, держит ногами муху - пока самка питается, происходит спаривание.
Тут Исполатев почувствовал, что внутренняя работа в нем завершилась, и он готов написать обзорную статью о текущей
Шарик в стержне присох, и Петр исчеркал четверть листа, прежде чем вывел: "Слова Шкловского, что-де современная литература сера, как чижик, сказанные им в двадцатые, точно шляпа шулера, вмещают то, что в них не вкладывали - день нынешний..."
В коридоре затрещал телефон.
– Буэнос диас, - послышался в трубке вкрадчивый голос Паприки.
– Не забыл?
– Как можно, - соврал Исполатев.
– Грасиас, - нежно пропела филолог-испанист.
– Жду к шести. Маму зовут Агния Ивановна. Запомнил? Агния Ивановна...
Огорченная весьма заметным влечением Исполатева к Ане-Жле, Паприка собрала волю в кулачок и выжала из сыра каплю влаги. На недавних пестринках у Жвачина и Скорнякина, в которых Аня отчего-то участия не принимала, Паприка была столь обворожительно нежна с Петром, выдавала ему взглядами такие авансы и сумела так распалить его преступно-наивными касаниями, что оба раза, каким-то само собой разумеющимся образом, они оказывались в одной постели.
Соблазнителем Исполатев себя решительно не чувствовал. Ему нравилась милая Паприка, он уважал ее предназначение - играть с котом у камина, любить мужа и бродить с детьми по афанасьевским сказкам, - однако Петр оценивал себя верно и не хотел обманываться.
Календарь в часах показывал восьмое марта.
Размышляя о подарке, Исполатев выкосил на лице щетину. С белой рубашкой в руках он подошел к зеркалу и вгляделся в свое отражение. "Я вроде бы молод и как будто здоров, я влюблен и, кажется, сам могу быть любим, во мне сокрыт чудесный дар бесцельного существования, но я не настолько жесток, чтобы обманывать тебя, Паприка!"
Такси, выплеснув на тротуар лужу, остановилось перед Исполатевым.
– На Кирочную, - через сидящего на переднем сиденье пассажира сообщил таксист.
Исполатев решил, что у "Чернышевской" он хотя бы купит цветы.
На Кирочной мелькнула зеленая вывеска зоомагазина.
– Стоп, - сказал Исполатев.
Машина словно присела и упруго качнулась на месте. В подвальчике щебетали птицы, с сыпучим шорохом возились в опилках ангорские хомяки, беззвучно, мерцая лупоглазыми мордами, порхали в аквариумах, похожие черт знает на что, рыбы. Исполатев остановился у прилавка, где помещались птичьи клетки. Два неразлучника сидели на жердочке и, зашторив глаза кожаными веками, искали друг у друга клювами в изумрудном оперении. Рядом, как детский сад на прогулке, галдели волнистые попугайчики. Между прутьями пустой соседней клетки был закреплен лист бумаги с объявлением: "Продажа цыплят производится по четвергам. Детям до шестнадцати лет цыплята не отпускаются". Во втором этаже, над объявлением, дрябло свинговали два кремовых кенара. Самая большая клетка была битком набита зелено-серыми чижами. Простая русская птичка - не дура выпить водки на Фонтанке приглянулась Исполатеву вздорным видом.
У станции метро, носящей имя идейного, интеллигентного, чересчур правильного, чтобы быть интересным, писателя XIX века, Исполатев купил пять головастых гвоздик, взъерошенных, как третий сон Веры Павловны.
Лифт остановился на шестом этаже безликого блочного дома. Стены лестничных клеток и труба мусоропровода были выкрашены салатной краской и усеяны веселыми ситцевыми цветочками. Исполатев мысленно поблагодарил Создателя за то, что тот, взявшись делать людей разными, не выбрал главным признаком отличия характер сыпи на кишечнике.
У двери, обтянутой стеганым дерматином, Петр задержался и раздавил на косяке кнопку звонка. Кованые стебли гвоздик упруго сутулились.
За дверью возникли две фигуры: счастливая Паприка и полная, стареющая женщина с короной ложно-рыжих волос на голове.
– Ма, это - Петя, - щебетнула Паприка.
– Исключительно приятно, - призналась женщина.
– Агния Ивановна, - Исполатев выставил перед матроной букет, - эти цветы вас недостойны, достоин вас единственный цветок - ваша дочь. Не скажу, что это изящно, но это от души.
Принимая гвоздики, Агния Ивановна по-девичьи зарделась.
– Благодарю, - сказала она, волнуясь.
– Чрезвычайный букет. А мы уже сели. Прошу следовать за стол. Галочка, покажи Пете ванну, где моют руки.
Паприка распахнула дверь в ванную и, не произнеся каких-то слов, посмотрела на Исполатева сперва радостно, а потом смущенно и умоляюще.
– Подарок пока подождет, - сказал Петр.
Вынув бутылку "Дербента", Исполатев оставил сумку в прихожей и, вслед за Паприкой, прошел в гостиную. Паприка представила Исполатева; потом Исполатеву - отца, который сидел рядом с праздничной женой долговязый и пьяненький, брата, жену брата с белым фарфоровым лицом и их малолетнюю дочь, сразу чего-то устыдившуюся при постороннем. Среди салатниц виднелась початая бутылка водки и похожая на волан для бадминтона хрустальная ваза с гвоздиками. Исполатев поставил на стол "Дербент".
– Дело!
– похвалил отец. Он взял бутылку и столовым ножом принялся трепанировать ее полиэтиленовую голову.
– Нагружай тарелку под штрафную, догоняй нас - мы далеко уплыли!
– Понес, балабол пьяный, - смутилась за мужа Агния Ивановна и обратилась к гостю: - Петя, вам салатов сразу положить или постепенно?
Отец наполнил рюмки водкой, а Паприке и невестке плеснул в бокалы вина.
– Целиком за женщин выпили, теперь будем по отдельности. За матерь нашу!
– сказал отец.
– Будь здорова, - согласился брат.
– За меня всегда успеется, - возразила Агния Ивановна.
– Давайте выпьем со знакомством...
– Петр, - сказал отец, наполняя рюмку, потому что успел выпить под свой тост в одиночку.
– Мазурик! Ты мне полюбился!
– Ишь, соловей заливистый, - обиделась Агния Ивановна.
– Слова под него не вклинишь.
– Она робко посмотрела на Исполатева.
– Петя, мы вам замечательно рады, бывайте к нам чаще... Ой!
– спохватилась она.
– Что-то я, будто прощаюсь. Я не то говорю. Я буквально другое хотела.