Другой взгляд
Шрифт:
– Но при чём здесь… Ну, вообще-то я педагогический окончила. Естественно-географический факультет.
– Ну, естественно, географический! Какой же ещё? – пробормотал Поляков. – И что же вам в школе-то не работалось? Зачем сюда сбежали?
– Я работала! – принялась зачем-то оправдываться Катя. – Два года. Но у меня плохо получалось… с дисциплиной. То есть не у меня плохо с дисциплиной, а у класса. Меня ученики не слушались, – торопливо говорила она и с ужасом думала: «Господи, что я плету?! Для чего ему всё это рассказываю?!»
– Ученики, значит, вас не слушались. И
– Зачем же вы так, Владимир Ильич? Я так старалась, квартиру эту вам как себе выбирала! И она хорошая, просто даже отличная! Разве нет? Вы мне сами говорили, что всегда о такой мечтали. И вид из окна вам нравился, и… И документы там чистые! А то, что прежние жильцы не сразу выписались, так это обычная практика…
– А уж по части обширной практики вам, Катя Белоногова, равных нет! – с тихой иронией подхватил Поляков.
– Владимир Ильич, ну, перестаньте, пожалуйста! Я-то, конечно, ещё мало в этой области работаю, но Ксения Михайловна, это наш директор, она тоже сказала, что так почти всегда бывает. Люди выписываются из проданной квартиры в течение месяца. Это нормально!
– А то, что они родственников своих престарелых там забывают, тоже нормально? По мнению вашей глубокоуважаемой Ксении Михайловны? – свистящим шёпотом поинтересовался Поляков, снова начиная заводиться.
– Это ненормально, – обречённо выдохнула Катя. – Но я никак не могла предвидеть, Владимир Ильич!.. Откуда мне было знать, что так получится? Думаете, я нарочно это устроила?
– Ничего я не думаю. Просто хочу знать, что мне теперь делать?
– Вы можете обратиться в суд, – робко ответила Катя. – Вы же собственник. Его выпишут в принудительном порядке.
– Ладно. – Поляков поднялся со стула и устало вздохнул. – Пойду, пожалуй.
– Всего доброго, Владимир Ильич, – пискнула Катя, – звоните, если что.
– Если – что? Вы намекаете, может выплыть ещё что-то? – усмехнулся Поляков.
– Нет-нет! – испугалась Катя. – Я имела в виду… просто, ну, мало ли… На всякий случай.
Катя смешалась и опять мучительно покраснела, злясь на себя за косноязычие. А ещё за свою неловкость, непрофессионализм, неумение остроумной рассыпчатой скороговоркой общаться с людьми – и прочие, прочие «не». Поляков внимательно посмотрел на неё и вышел, не сказав больше ни слова.
С его уходом Катя должна была ощутить радость и облегчение: оставил-таки в покое, мучитель окаянный. Но когда дверь за Поляковым с глухим стуком закрылась и стало ясно, что больше он её никогда не откроет, Катя почувствовала себя так, словно её ограбили. Нет, даже не так. Как будто убили.
Через пятнадцать минут Поляков был уже далеко от улицы, на которой располагался офис риелторской фирмы. Не переставая следить за дорогой, он набирал номер своего школьного друга Витьки Шахова. Витька был юристом. Причём, судя по одежде, телефону и марке машины, весьма успешным.
– Слушаю, Шахов, – отозвался Витька.
– Привет, Виктор, – с ударением на второй слог
– А, здорово, Ленин! – Шахов до сих пор называл друга детским прозвищем. Оба они принадлежали к тому поколению, которое помнило имя и отчество вождя революции. Да и вообще знало, кто это такой.
– Слушай, у меня тут проблемка возникла.
– Что такое?
– Короче, в квартире, которую я купил, оказался прописан человек…
– Не страшно, – вклинился Шахов, – выпишется в тридцатидневный срок, никуда не денется. Это нормальная практика.
– И этот туда же, со своей практикой, – досадливо поморщился Поляков, выкручивая руль влево. – Ты дослушай сначала.
– Слушаю, слушаю, извини.
– Там были прописаны трое – отец, дочь и дед. Отец с дочерью выписались, а старик – нет. Они уехали в другой город. В Нижний Новгород. Квартиру там купили. А деда своего здесь оставили!
– Прямо «Вишнёвый сад» какой-то, – хмыкнул Шахов.
– Что? – Поляков был не слишком силён в литературе.
– Ничего, это я так. Продолжай.
– Так вот. Мы с этим Максимом вчера встретились в городе, как договаривались. Он, сволочь, ключи мне передал. Мы говорит, всё вывезли, с прописки снялись, уезжаем. Про деда молчит! Я, дурак, ещё поблагодарил, счастливого пути им пожелал! И на работу поехал – у меня объект горит. Вечером только до дома добрался. Иду – смотрю, свет горит. Думаю, может, забыли. Захожу – а там дед в кровати лежит! Что, говорю, за дела? Вы почему здесь? Почему не съехали? Он мямлит что-то про сердечный приступ, я в домоуправление… или как там это называется… Закрыто уже. В общем, к Ольге поехал. Я же у неё пока, ты знаешь. Утром опять в контору эту – они мне выписку дают. Дед в прописке сидит! Эти двое уродов сами выписались, а его не выписали. И не взяли с собой. Оставили. Как чемодан!
– Да-а-а, – протянул Витька. – Дела, делишки…
– Что теперь делать-то? Мне эта свиристелка в риелторском агентстве говорит, можно в суд подать, выписать его.
– В суд подать можно, если сам не выписывается, – подтвердил Шахов. – Но если он там заявит, что идти ему некуда, жилья нет, а сам он больной, после приступа, так его могут оставить у тебя.
– Что?! – заорал Поляков.
– А ты думал! Наш суд – самый гуманный суд в мире. В таких случаях вообще-то, конечно, принудительно снимают с регистрации и выселяют. Неважно, есть где жить или нет. Квартира-то переходит другому лицу. Но! Женщинам с детьми и старикам как незащищённым категориям могут дать до года, чтобы найти место для проживания и регистрации.
– Сколько?! – опять закричал Поляков. – Год?! Да что они там, с ума посходили? У меня в квартире год будет болтаться какой-то старик? Я, между прочим, жениться собираюсь!
– Я тебе обрисовал реальную картину, – невозмутимо ответил Шахов. – Так что через суд… Слушай, ты с ним лучше поговори. По-хорошему так, душевно. Ты сумеешь. Денег, в крайнем случае, дай. Вполне возможно, у него родственники какие-то есть. Пусть туда выпишется и съедет.
– Вить, я тут подумал, может, в Нижний смотаться? Адрес, куда они выписались, у меня есть. В выписке. Мне дали.