Другой
Шрифт:
Как-то спрашиваю у расстроенного Сергея: — Трихомонад? Откуда?
— Подкрался на цыпочке…
— Что значит: "лучше, чем в прошлый раз"? — спрашиваю.
Сползла с меня, подняла трусики, легко, непринужденно надела — одной рукой, другой застегивала блузку.
— Вот бы мне так научится, — говорю.
Поднялся со стула, тоже стал одеваться.
— Ты, значит, типа ничего не помнишь?
— Почему? Наоборот, типа все помню…
— Значит, все-таки помнишь?
— Тая, не морочь голову…
— Я после той ночи Глеб, только о тебе и думаю.
— Какой ночи?
— Нашей ночи. Лучшей ночи моей жизни.
— И что мы делали той ночью?
— Да вот, то же самое…
— Трахались?
— Любились!
— Тая, никогда этого не было. Сегодня в первый раз… Кстати мне понравилось… Как-нибудь повторим… на восьмое марта.
— Ровно два года назад. На Машин день рождения…
— Ты путаешь меня с Серегой…
— Про Сергея, я не забыла… Вспоминай… Маше стало плохо, и она пошла спать… Помнишь?.. Мы сели рядом, и так нахрюкались… Ты еще сказал… Ой умора… Я так смеялась! — "Иногда, последняя рюмка становится хрюмкой!"… Ну, вспоминай…
— Я, так не мог сказать… Даже это, уже неправда.
— Да? И все ушли. Маша спала в другой комнате; я закрыла двери…
— И?
— С двух ночи, до восьми утра. Я умерла десять раз. Ты бог. Правда, потом у меня был выкидыш. Я хотела этого ребенка… Твого ребенка…
— Смешно…
— Не очень… А в десять ты проснулся… Сказал, что ничего не было, что ты уже забыл, и мне сказал, лучше забудь. А как я могу забыть?..
— Замечательно… Бред…
— Такого не бывает… Ты был трезвый и все понимал. Нельзя вот так, взять и вычеркнуть из памяти… Претворяешься, что не помнишь… Все ты помнишь….
Тая заплакала:
— Помнишь все и притворяешься… а как мне жить?..
— Только не плач, ладно… Если хочеш… ну было… Хотя не было… Какая разница? Ну… Веселе!..
— Глебушка, ты моя половинка, ты мой… Я все рассказала Маше…
— Ты все рассказала Маше. Я твоя половинка, и ты все рас сказала Маше… — повторил несколько раз, пытаясь вникнуть в смысл слов.
— Да. Я не смогла… Через месяц все ей рассказала… Про нас…
— Про каких еще нас?
— Про тебя, про меня и про наше будущее.
— Наше будущее?..
— Она меня поняла… Как женщина.
— Дай подумать… ничего не говори… Наше будущее… Через месяц, сказала ей, что беременна… от меня… Так?..
— Да…
Пауза.
— Она мне изменяла? — спрашиваю. — Скажи честно…
— Зачем себя мучить… Все в прошлом… Теперь у тебя есть я…
— А про Сергея? Для меня это важно…
— Про Сергея? А что это меняет?
— Многое.
— Про него… допустим наврала… Но ты сам виноват… Весь такой надменный… Весь такой пархатец… Все тебе как с гуся вода: "Через десять минут, я выпью литр водки, а на тебя мне…" Ну, и где оказался через десять минут?..
Вытянул сигарету из пачки, закурил. Все перевернулось, смешалось… навалилось, раздавило. О-ой-ой-ой… какая гадость! Я что — сам… сам все угробил? Неправда! Даже, если бы что-то и было, она не стала бы рассказывать Маше?! Да?.. Или?..
Несколько минут назад, в эту кладовку зашел: надменный, злой, уверенный в своей правоте — я. А какой — я, отсюда выйдет? Меня обидели, меня предали. Жертва — как раз вот этот парень с сигаретой в зубах, заклинившей собачкой на молнии, и… и не надо тут рассказывать… Или нет?.. Так было просто: тут наши — там немцы, наше дело правое… — а теперь?.. Как далеко это зашло, чтобы что-то вернуть.
— А мне не предлагаешь? Ну и воспитание…
Протянул ей сигарету, подкурил. Не было ничего, все ты врешь, думаю. С двух до восьми — это… это получается шесть часов. Шесть часов быть богом, и ничего не помнить?
— Чего ты молчишь? — спрашивает.
Я не ответил, у нее зазвонил мобильник: — Да… Да Маша… Сейчас, подожди…
Тая приоткрыла дверь, посмотрела в щелочку: — А я тебя вижу… А вот так… Нет, я не одна… Если видела, зачем спрашиваешь?
Вышла в коридор, махнула: — Да здесь! Здесь… Иди сюда!
В кладовку пробился свет; я зажмурился, сел на стул, совсем закрыл глаза. Меня нет.
Тая распахнула дверь, подошла ко мне:
— Пусти к себе на коленки.
— Нет. Я устал… И вообще… прекращай этот цирк…
Не послушала, села сверху. Не стал отпихивать, сопротивляться, какая теперь разница?
— Всегда все делаешь по-своему?
— Глеб. Уступи мне один раз…
Кажется, покраснел, или побледнел, опять пот — капля скользнула по переносице, нырнула в глаз. Вытер свой лоб о ее плечо.
В дверях появилась Маша: — Ааа… Вот ты с кем?
— Извини. Ты так быстро пришла, я не успела слезть… — Потом обратилась ко мне: — Ну что, тигрик, отпускаешь меня?
— Иди… Уже…
— Когда приедешь — позвони, котик.
Запустила пальцы в мои волосы, сжала в кулак, притянула голову к себе, присосалась к губам.
Я стал похож на покойника, которого усадили на стул. Руки беспомощно свисли, голова опущена, взгляд уперся в воздух, пустые глаза, смотрят никуда.