Друид

Куени Клауде

Сантониг снова повысил голос, и его слова зазвучали едва ли не на весь ночной лес:

— Кельты, несущий гибель воин, о котором говорится в пророчествах, настигнет нас. Он скачет на коне, под орлом, а на щитах его солдат изображены окропленные кровью молнии его богов. Многочисленны его враги. Немало их и среди богов. Они уже избрали человека, которому предначертано уничтожить воина, несущего гибель. И он сейчас среди нас. Родись он под крыльями орла, его утопили бы собственные родители, так же, как римляне поступили бы с окрашенным в три цвета богом, который сопровождает этого избранника.

Только не это! Сантониг пристально смотрел на меня. Я чувствовал, как по всему телу разливается нестерпимый жар. Наверное, я в тот момент светился в темноте, словно факел. Все собравшиеся с благоговением и почтением смотрели на меня.

Говоря о воине, который скачет на коне под орлом, Сантониг наверняка

имел в виду не кого иного, как задолжавшего всему Риму консула Гая Юлия Цезаря. Он приступил к выполнению обязанностей проконсула в новой провинции Нарбонская Галлия и успел прославиться тем, что больше всего на свете любил проводить время в постели с женами сенаторов.

Утверждение, будто в Люсии, которая сейчас больше всего интересовалась кожаным ремешком на моей обуви, живет какой-то бог, меня, честно говоря, сильно удивило и даже смутило. К тому же вероятность того, что я когда-либо смогу оказаться рядом с несущим погибель воином, казалась мне крайне ничтожной. Каким образом я смогу убить римского проконсула, я, ученик кельтских друидов, получивший от богов мускулы, которые, казалось, были из дерева, а не из плоти и крови? Может быть, насмешив его до смерти?

Чтобы даже у самых глупых членов нашей общины не оставалось ни малейших сомнений относительно того, о ком шла речь в пророчестве, один из сопровождавших Сантонига друидов протянул мне бронзовый нож, при помощи которого лишали жизни приносимых в жертву богам животных. Конец рукоятки украшал позолоченный набалдашник в виде головы. Протягивая его мне, друид сказал:

— Когда на твоей сандалии будет висеть полумесяц из слоновой кости, ты убьешь орла.

Тут я должен особо подчеркнуть, что подобные истории о хорошем человеке, которого посылают на землю боги, чтобы помочь какому-нибудь племени избавиться от его врага — то есть плохого человека, — стары как мир. Наверняка они появились, как только люди научились выражать свои мысли при помощи слов. В основе таких легенд и сказаний всегда лежит вера в светлое будущее и упование на помощь свыше. Я больше чем уверен, что подобные истории будут рассказывать наши потомки и через две тысячи лет, ведь они придают сил и дарят надежду. К тому же никто не сердится, если пророчество оказывается не совсем точным, поскольку смертным прекрасно известно, как часто боги меняют свое решение. Нужно заметить, что в этом они нисколько не отличаются от нас, людей.

Поднесший мне жертвенный нож друид вернулся назад к каменному возвышению, поднял с земли венок и надел его белому волу на рога, сосредоточенно читая вполголоса священные стихи. Сантониг все так же неподвижно стоял на месте и наблюдал за действиями своего помощника. Он вновь воздел золотой серп к черному как смоль небу. Медленно и торжественно Сантониг поднес его к ветке омелы и резким движением срезал ее. Оба помогавших ему в проведении церемонии друида уже приготовились: они растянули внизу белое полотно и были готовы в любое мгновение поймать падающую ветвь. По лесу пронесся сильный порыв ветра, послышался звук, похожий на возмущенный шепот. На миг омела повисла в воздухе, словно поддерживаемая невидимой рукой, но уже через мгновение мягко опустилась на белоснежную льняную ткань.

«Когда на твоей сандалии будет висеть полумесяц из слоновой кости, ты убьешь орла», — вновь пронеслись у меня в голове слова друида.

Я прекрасно понимал, символом чего является орел, но никак не мог взять в толк, что мог означать полумесяц из слоновой кости на моей сандалии. Сейчас у меня на ногах были кожаные калиги, сделанные мастером из Массилии по заказу моего дядюшки. На пятке они были прочнее и жестче, чтобы я мог увереннее опираться на стопу, а в середине и по внешнему краю подошву немного выгнули и приподняли, так что мои стопы при ходьбе не распластывались, как в обычной обуви, и гораздо меньше уставали. Это были не сандалии. А о полумесяце из слоновой кости не могло быть и речи. К тому же, несмотря на мои довольно обширные знания о культурах разных народов, я совершенно ничего не знал об этом символе. Мне показалось, что он, скорее всего, может быть характерен для Карфагена [12] , а не для Рима. Но Карфаген сожгли и сравняли с землей еще несколько столетий назад, даже от крепостных стен почти ничего не осталось. Некогда плодородные поля скрыл под собой слой соли, убивший всю растительность. Так был усмирен Карфаген: в соответствии с римскими традициями.

12

Карфаген — древний город-государство в Северной Африке (в районе современного Туниса). Был разрушен римлянами в 146 г. до н. э.

Обоим

волам уже отрубили головы над белым полотном, покрытым омелой. Несколько мгновений их тела сотрясали судороги, затем жизнь покинула их. Обезглавленные волы неподвижно лежали у каменного возвышения, а из зияющих ран ручьем текла кровь. Над священной поляной стелился зловонный туман. Но этой жертвы было недостаточно. Сантониг жаждал человеческой крови. Он говорил, что боги требуют еще. К сожалению, среди нас не было преступников, которых мы могли бы сейчас принести в жертву. Все они давно расстались с жизнью. «Только бы друиды не решили принести в жертву девственницу!» — пронеслосьу меня в голове. С того момента, как я увидел смеющуюся Ванду, я готов был на все, чтобы развеселить ее хотя бы еще раз. Я не знал, удовлетворятся ли боги, если им в жертву принесут германскую рабыню. Может быть, они посчитали бы это ниже своего достоинства? Об этом я ничего не знал, поскольку на данную тему мне пока что не приходилось говорить с моим учителем Сантонигом. Однако я вполне мог предположить, что девственность приносимой в жертву девушки была для богов гораздо важнее, чем ее положение в обществе. Боги хотели крови той, чья чистота осталась в неприкосновенности и которая в то же время значила очень много для одного из нас. Сегодня днем мне нужно было действовать решительнее и целовать Ванду до тех пор, пока она сама не согласилась бы расстаться со своей девственностью! Если они отберут у меня Ванду, то для меня это будет такая же огромная потеря, как если бы мне отрубили левую ногу. Не может быть, чтобы этого хотели боги… Конечно, если их головы не набиты конским навозом вместо мозгов! Если бы я был друидом, то ни один бог не сказал бы моими устами подобной глупости. Тут я должен заметить, что не все наши боги были совершенными богами с добрым и отзывчивым сердцем. Были среди них и пройдохи, и жестокие головорезы, и прочий сброд, с которым шутки плохи.

Вдруг я почувствовал на своем правом запястье крепкую хватку Базилуса. Похоже, он догадался, о чем я думаю. Дядюшка Кельтилл удерживал меня обеими руками за левое предплечье. Резкими движениями, метнувшись сначала в одну сторону, а затем в другую, я попытался освободиться. Зачем держать меня, словно преступника? Я бы все равно не смог спасти Ванду. Стоило мне только сделать несколько шагов вперед и пересечь границы священного круга, как меня тут же пронзили бы несколько стрел. Неужели мой лучший друг и мой дядя, которые так хорошо знали меня, думали, что я способен так бессмысленно расстаться с жизнью? Ради кого? Ради какой-то германской рабыни? Нет! Она была для меня моей левой ногой!

Я взглянул на Ванду, которая стояла немного в стороне и со скучающим видом рассматривала кусочки цветного стекла на своем браслете. Кажется, я должен признаться кое в чем. Одной из самых дурных черт моего характера является привычка представлять себе события, перед которыми я испытываю леденящий душу страх. При этом воображение оказывает мне медвежью услугу — благодаря ему все детали представляются настолько яркими и отчетливыми, что я совершенно забываю, где реальность, а где вымысел. Наши друиды утверждают, будто такие яркие образы способны стать причиной не только хороших, но и плохих событий. Поскольку я не мог сделать даже шага — Базилус и дядюшка Кельтилл продолжали крепко держать меня, — я решил сосредоточиться и в мыслях представить себе, что с Вандой все в порядке и она продолжает беззаботно разглядывать свой браслет, который ей как рабыне носить не подобало. Но он так гармонировал с обеими застежками! В то же время я прекрасно понимал: застежки на ее платье стоили в несколько раз дороже браслета и поэтому заставляли ненадолго забыть о том, что Ванда была всего лишь рабыней.

Друид еще раз воздел руки к черному беззвездному небу. Тень от его золотого серпа увеличилась до невероятных размеров и беспокойно колыхалась на кронах деревьев в такт языкам пламени. Меня начал бить озноб. Внезапно стало невыносимо холодно, словно я вышел в морозный зимний день из теплого дома на улицу. Пульсирующий комок в горле не давал мне свободно дышать, я не мог произнести ни звука. Я чувствовал, как напрягаются мышцы спины, а руки и ноги начинают пронзать судороги — словно чьи-то когтистые лапы разрывали мое тело на части. Сначала они принялись за левую ногу, затем за правую. Потом жгучая боль парализовала руки. Со мной такое происходило и раньше — мне казалось, что я превращаюсь в безжизненную каменную глыбу. Я из последних сил заставлял себя удерживать равновесие, стараясь не упасть. Создавалось такое впечатление, будто на меня надевают одну невидимую тяжелую кольчугу за другой и не собираются останавливаться. Во мне росла уверенность, что в ближайшие мгновения что-то должно произойти. Точно так же было в тот день, когда умер друид Фумиг. Но я даже не догадывался, чего именно следует ожидать.