Друид

Куени Клауде

Вдруг где-то совсем рядом послышалось тихое ржание лошади. Я тут же обвел взглядом весь склон и, не заметив ничего подозрительного, сосредоточил все свое внимание на росших вдоль берега кустах. Стоя на коленях, я снял с плеча лук, достал из колчана стрелу и натянул тетиву. В такой позе мне было легче держать равновесие, поэтому я почти не сомневался в том, что моя стрела попадет в цель. Я знал, что вдоль берега по склону холма вьется узкая тропа. Ржание доносилось из-за поворота, скрытого от меня густым кустарником. Над моей головой ползли такие темные тучи, что небо казалось черным. Боги разгневались и превратили день в ночь.

— Господин, это я! Ванда!

Я вздрогнул от неожиданности. В нескольких десятках шагов я увидел свою рабыню. Ванда стояла на склоне и держала

в поводу двух кельтских лошадей. От изумления я вновь едва не потерял равновесие, даже несмотря на то что стоял на коленях.

— Мой господин, мы должны торопиться! Германцы разыскивают тела погибших и снимают с них все — даже одежду. Скоро они будут здесь. — Ванда бросила мне веревку, конец которой она прикрепила к седлу одной из лошадей. Обмотав конец веревки несколько раз вокруг правого запястья, я взял левой рукой под живот Люсию и дал Ванде знак тащить меня вверх, к тропе. Глинистая почва склона размокла, поэтому я буквально скользил вверх. Когда я оказался рядом с Вандой, она забрала у меня Люсию и помогла мне встать на ноги.

— Ты выглядишь так, будто тебя только что вырезали из каменной глыбы, господин!

— Если честно, то именно так я себя и чувствую, Ванда. Мне нужно как можно быстрее выпить чего-нибудь горячего, иначе я окоченею и ты сможешь продать меня в Массилии как греческую статую Аполлона.

Ванда сцепила пальцы, и получилось что-то вроде стремени, опершись на которое я забрался в седло.

— Держись крепче, господин! — прошептала моя рабыня, ничего не ответив на мои жалобы, взяла Люсию на руки и передала ее мне. Я бережно разместил свою любимицу поперек седла. Похоже, все дороги сейчас размокли настолько, что Люсия из-за своего относительно невысокого роста вряд ли смогла бы бежать рядом с лошадьми — она просто завязла бы в грязи, сделав всего лишь несколько шагов. Я в очередной раз взглянул на Ванду так, словно до сих пор не верил своим глазам и считал ее каким-то видением, посланным мне богами, чтобы усилить мои страдания, когда наваждение развеется и я вновь окажусь один на один с жестокой реальностью. Ванда ловко запрыгнула в седло и выжидающе взглянула на меня. Это в самом деле была моя рабыня. Она вернулась.

Направив своих лошадей на юг, мы бок о бок ехали по размокшей вязкой грязи, которая несколько дней назад была дорогой. Где-то там, впереди, нас ждал хищно раскрытый клюв римского орла.

II

Мы направлялись к берегу Родана, примерно к тому месту, где он впадает в Леманнское озеро. Там по мосту можно перейти через реку и попасть в оппидум Генава. Это главный город кельтских аллоброгов. К сожалению, римляне уже покорили эту территорию, и земли, принадлежавшие аллоброгам, стали римской провинцией.

В марте на берегу Родана должны собраться все кельтские племена, которые три года назад приняли решение присоединиться к походу гельветов и отправиться в земли сантонов на побережье Атлантикуса. Я ни разу в жизни не видел Атлантикус, но торговцы, проезжавшие через нашу деревню, так много рассказывали о нем, что в своих мечтах и снах я довольно часто оказывался на побережье и вполне отчетливо представлял много интересного и необычного. Я знал, что в соленой воде океана плавать легче, чем в речной, а живущие в Атлантикусе рыбы больше напоминают чудовищ и достигают невероятных размеров. Сантоны, в совершенстве владевшие искусством рыбной ловли, изобрели собственные довольно необычные способы приготовления рыбы. Например, они потрошили ее, набивали зеленью и разными кореньями, а затем жарили на сильном огне. Говорят, что такие блюда можно есть сколько угодно, и при этом не придется через пару месяцев покупать новый ремень или делать дополнительные отверстия в старом.

События, которые мне пришлось пережить, заставили меня серьезно задуматься о возможности присоединиться к племенам гельветов и под их защитой добраться до Атлантикуса. Или все же стоило рискнуть и, полагаясь на милость богов, попробовать начать свое дело в Массилии? Этот город тоже находился у моря, которое называли Тускским, или Нижним. Там я тоже мог бы

плавать сколько угодно в теплой соленой воде. А вкусной рыбы в Массилии наверняка не меньше, чем на побережье Атлантикуса. Да, мой воображаемый торговый дом в Массилии уже успел довольно прочно засесть у меня в голове. Но я не должен был забывать, что все семнадцать лет своей жизни мне пришлось провести лежа под деревом и слушая рассказы торговцев или своего учителя-друида. Сейчас настало время научиться самому принимать решения и нести ответственность за них. Однако я не знал, как мне поступить, а раздавленная конским копытом жаба вряд ли могла стать знамением, которое мне послали боги, чтобы поведать, какое будущее ждет меня. Хотя, присмотревшись повнимательнее, я заметил, что внутренности несчастного животного вывалились прямо в грязь из огромной раны. Стоило задуматься, ведь такой знак вряд ли предвещал умопомрачительную карьеру удачливого торговца. На самом деле мы, люди, теряем слишком много времени, ломая голову над вещами, относительно которых боги уже давно приняли определенное решение. Но у богов свои причуды. Наверняка существует вероятность, что какие-нибудь более важные дела отвлекут их, они потеряют меня из виду, а я тем временем смогу сам решить, какая судьба мне больше по душе: уготованная богами или та, которую выберу я сам.

Я и Ванда ехали бок о бок на лошадях по размокшим тропам, не говоря ни слова. Ночью мы ненадолго остановились, чтобы вздремнуть в пещере. Задолго до рассвета мы вновь отправились в путь. Похоже, Таранис наконец-то вспомнил, что он может не только поливать землю ливнями и поджигать молниями деревья, но и согревать нас, людей, ласковыми лучами солнца. Иногда я поражаюсь тому, как быстро освежают память богов несколько пригоршней кельтского золота и массилианские серебряные денарии. Но с другой стороны, как могут быть всемогущие боги настолько мелочными, чтобы принимать от смертных такие подношения? Получается, их можно купить за несколько монет? Нет, я говорю вполне серьезно. Когда подобные мысли приходили на ум, мне было совсем не до шуток.

Мы очень устали и совершенно выбились из сил. Ноги и ягодицы постоянно терлись о мокрые седла, поэтому на коже появились волдыри и болезненные ранки. Но страх перед германскими всадниками гнал нас вперед. Мы знали: они никуда не торопятся. Воинам Ариовиста было наплевать на то, что все кельтские оппидумы могут узнать о приближающейся опасности, а жители непременно попытаются спастись бегством. Германцы хотели развлекаться в свое удовольствие — гнать беззащитных жертв, хладнокровно убивать их, как только те упадут в изнеможении; разрушать селения. А затем, когда края, где когда-то жили раурики и гельветы, опустеют, германцы перевезут сюда свои семьи.

Около полудня мы добрались до оппидума гельветских тигуринов. Он располагался на холме между двумя озерами. Одно из озер было относительно небольшим, а второе показалось мне огромным. Пройдя по деревянному мосту через широкий ров, наполненный помоями и дождевой водой, мы оказались перед высоким крутым земляным валом, на котором была установлена прочная стена из толстых бревен. Повсюду стояли воины, вооруженные мечами, луками и пращами. Они были готовы немедленно вступить в бой. Я нисколько не сомневался в том, что тигурины уже знали о трагических событиях последних дней. Нас радушно встретили, но когда стража узнала, что мы единственные оставшиеся в живых жители одной из деревень рауриков, их восторгу не было предела.

— Так это же сам Корисиос! — закричал кто-то.

— У него на плече германский лук и колчан со стрелами! — послышался еще чей-то голос. Толпа разразилась ликующими криками.

— У него на поясе волосы поверженного германского вождя! — воскликнул один из лучников и громко рассмеялся. Отовсюду доносились радостные вопли, все хотели прикоснуться ко мне, словно я был одной из тех кельтских статуй, которые мы вырезаем из дерева и топим в болотах, принося в жертву богам. Если честно, то я так устал, что едва держался в седле и мне казалось, будто мышцы мои в самом деле одеревенели. Я даже не мог самостоятельно спуститься с лошади на землю.