Друид
Шрифт:
— И через три года ты полностью выплатишь свой долг, — совершенно спокойно заметил Кретос.
— Три года! — закричал я. — Чтобы заплатить за двух самых глупых рабов во всей Римской республике!
— Да, — ответил купец, — ты прав. Те двое хотели стать купцами или хотя бы мелкими торговцами, но влезли по уши в долги, поэтому были вынуждены продать себя в рабство. Я не отрицаю — они действительно были двумя самыми глупыми рабами в Римской республике. И если ты не прислушаешься к моим словам, Корисиос, то завтра же станешь самым глупым рабом Массилии.
Я понял намек Кретоса.
— Ты дашь мне три дня на размышление?
Купец изобразил на лице удивление и взглянул на меня.
— Я уже целую неделю терпеливо жду, когда ты вернешь мне моих рабов. Но, принимая во внимание тот факт, что ты являешься моим другом и, более того, дорог мне как сын, я согласен дать тебе еще три дня, дабы ты мог взвесить все «за» и «против» и хорошо обдумать все последствия.
Я освободился из объятий Кретоса, сбросив с плеча его руку, и поднялся. Я сделал всего лишь один шаг, а моя левая нога уже сыграла со мной злую шутку — она метнулась вперед и вправо. Подумать только, я споткнулся о свою собственную ногу и рухнул на пол! Ванда тут же подбежала ко мне и помогла встать. Если бы я мог себе это позволить, то непременно ударил бы Кретоса по руке, которую он протянул, чтобы поддержать меня, когда я поднимался на ноги.
— И еще, Корисиос. Если я не ошибаюсь, мы с тобой уже как-то говорили о том, что мне нужен надежный человек, который смог бы повсюду следовать за войском Цезаря. Если ты станешь писарем в канцелярии десятого легиона, то, без сомнения, будешь мне очень полезен.
Теперь я постепенно начал понимать замысел Кретоса. Этот старый лис решил напугать меня до полусмерти, чтобы я, словно утопающий, с благодарностью схватился за любую соломинку!
— Я непременно подумаю о твоем предложении и о только что сказанном тобой, — ответил я сдержанно.
Кретос кивнул:
— На самом деле все не так уж плохо. Если ты откажешься служить писарем в канцелярии Цезаря и не сможешь взять деньги в долг у ростовщика, то я в качестве компенсации за двух рабов соглашусь принять твою рабыню.
— Я возьму деньги в долг, — уверенно сказал я.
— Интересно было бы знать, у кого. Может быть, у Нигера Фабия? — ухмыльнулся Кретос.
Я молчал.
— Что ж, можешь попробовать, — едва слышно пробормотал купец.
Когда мы вечером вернулись к палатке, которую предоставил в наше распоряжение Нигер Фабий, его шатер был окружен несколькими дюжинами легионеров. Откинув полог, Сильван вышел наружу. Увидев меня и Ванду, он сразу же жестом велел нам подойти к нему.
— Что случилось? — испуганно спросил я. Уже в тот момент в мою душу закралось подозрение, что произошло самое страшное, потому что за шатром на коленях стояли рабы Нигера Фабия. Их руки были связаны за спиной. Сильван с недоверием смотрел на меня. После непродолжительной паузы он откинул в сторону полог, закрывавший вход, и велел нам войти внутрь. Прямо на земле лицом вверх лежал Нигер Фабий. На нем совершенно не было одежды. Рядом с его головой я сразу же заметил огромную лужу крови. Там, где его кожа прикасалась к земле, уже появились характерные красно-фиолетовые пятна. Внезапно я почувствовал страх. Понимая, что араб мертв, я встал на колени рядом с его телом. По какой-то причине в тот момент я не мог поверить, что его больше нет в живых. Я отказывался смириться с этим. Нигер Фабий покинул мир живых. Я чувствовал, что взгляды всех, кто находился внутри шатра, были направлены на меня, поэтому прилагал огромные усилия, чтобы держать себя в руках.
— Трупные пятна, как правило, начинают появляться через полчаса после смерти, — сказал я едва слышно. Мой голос дрожал. Я нажал большим пальцем правой руки на одно из красно-фиолетовых пятен, образовавшихся на бедре купца. Кожа тут же посветлела, значит, нажав на пятно, я вытеснил кровь.
— Кровь еще не свернулась, — констатировал я, обращаясь к Сильвану, — обычно это происходит в течение шести-двенадцати часов. Если бы прошло очень много времени с момента смерти, то кожа не посветлела бы в том месте, на которое я надавил пальцем.
В шатер вошли еще несколько римлян. Это были не простые солдаты, а офицеры и военные врачи из сословия всадников. Один из медиков, тот, который вошел первым, встал на колено с другой стороны тела и ощупал трупные пятна.
— Я Калидий Север, первый медик десятого легиона. А кто ты такой?
— Умершего зовут Нигер Фабий. Я был его гостем. Нигер фабий был сыном вольноотпущенника, — произнес я.
— Ты не ответил на мой вопрос. Я, кажется, ясно спросил, кто ты такой! — раздраженно проговорил Калидий Север.
— Он друид, кельтский друид, — ответил вместо меня Сильван, и его голос звучал так, словно он хотел меня в чем-то обвинить. Медик оторвал взгляд от трупа и начал внимательно рассматривать меня. Затем он взял в руки кисть умершего и стал осторожно ощупывать суставы его пальцев. Через некоторое время Калидий Север вновь взглянул на меня — можно было подумать, что он требует от меня сделать то же самое. Я тщательно ощупал левую кисть покойника, а затем, стоя на коленях, переместился немного в сторону, чтобы дотянуться до ноги, и медленно согнул колено тела. Трупное окоченение уже началось, стадия, на которой находился этот процесс, лишь доказывала мое предположение, сделанное на основании результатов осмотра трупных пятен.
— Нигера Фабия убили три-пять часов тому назад, — сказал я.
Сильван вопросительно взглянул на Севера. Первый медик десятого легиона утвердительно кивнул, выражая свое согласие с высказанным мной предположением, и дал мне знак помочь ему перевернуть тело на живот. Позвоночник купца оказался сломанным в районе шеи. Нигера Фабия задушили удавкой с узлами, сделанной из жил животных. Всего на орудии убийства оказалось три узла.
— Гаротта, — пробормотал Сильван и добавил: — Он не мучился. Его смерть была быстрой.
Убийство при помощи гаротты считалось самым быстрым и безболезненным. Между шеей жертвы и удавкой продевали деревянную рукоятку. Как только убийца или палач поворачивал ее, шнур сначала врезался в кожу, а затем сдавливал дыхательные пути и ломал позвоночник.
— Сначала ему пробили череп, а затем, как я полагаю, когда он уже был оглушен ударом, сломали шею при помощи гаротты, — сказал медик и покачал головой.
— Но это еще не все, — возразил я и повернул голову умершего. Черты лица Нигера Фабия изменились, подбородок неестественно выдавался вперед и вправо, челюсть была сломана.