Друид

Куени Клауде

— Нет, Цезарь, я вовсе не об этом. У галльских лошадей четыре ноги, как и у лошадей, живущих в Риме. Но у наших лошадей не одна голова, а четыре. При этом их мнения отличаются друг от друга, а каждая нога подчиняется только той голове, с которой она связана.

Проконсул задумчиво взглянул на меня, затем поднес к губам свой кубок и не торопясь осушил его равномерными небольшими глотками. В тот момент я был в самом деле горд собой: я сидел в палатке Цезаря, он угощал меня вином, а я разговаривал с ним как с равным. Глядя на то, как унижались ради собственной выгоды Дивитиак и Лиск, я понял: у меня внутри что-то сломалось. Думаю, в тот момент я перестал гордиться тем, что я кельт. Ведь именно с этого дня, знакомясь с кем-либо, я перестал упоминать, к какому народу я принадлежу. Но я все еще гордился своим славным племенем. Я оставался гордым рауриком. Однако с еще большим удовольствием я называл себя друидом Цезаря!

Разведчики сообщили, что гельветы разбили лагерь у подножия горы и собираются отдохнуть после утомительного перехода. Цезарь тут же отдал своим самым быстрым и опытным всадникам приказ тщательно осмотреть местность и выяснить, насколько круты ее склоны. Разведчики вернулись с хорошей новостью — на гору можно легко подняться с любой стороны, поэтому во время третьей ночной стражи проконсул отдал приказ своему легату Титу Лабиэну отправиться с двумя легионами к горе и занять выгодные позиции на ее гребне.

Во время четвертой ночной вахты Цезарь лично отправился по следам гельветов. Авангард состоял исключительно из кавалерии. Вперед выслали Публия Консидия с разведчиками. Я вместе с Вандой остался в лагере и приступил к работе в секретариате проконсула — мне нужно было подготовить копии документов и писем, доставленных гонцами из Рима. Тем временем Лабиэн и два легиона под его командованием заняли позиции на гребне горы. Цезарь находился всего лишь в полутора милях оттуда, когда Публий Консидий принес ложное известие, сообщив, будто на вершине горы расположились воины гельветов. Он доложил, что отчетливо видел блеск оружия и кольчуг. Цезарь немедленно отреагировал на донесение своих разведчиков — он приказал отступить к ближайшему холму и занять на нем позиции, после чего центурионы должны были выстроить своих солдат в боевом порядке. Поскольку в соответствии с распоряжением проконсула Лабиэн мог нападать на гельветов только тогда, когда Цезарь окажется со своими солдатами в непосредственной близости от лагеря, легат, находясь с двумя легионами на гребне горы, терпеливо ждал прибытия подкрепления. В то же время Цезарь, заняв позиции на холме, готовился отражать атаку гельветов. Когда разведчики наконец поняли, что произошло недоразумение, было уже слишком поздно — гельветы продолжили свой путь.

Вечером того же дня Публий Консидий был понижен в звании перед всем легионом, после чего, к величайшему позору офицера, Цезарь запретил ему и его непосредственным подчиненным ночевать в укрепленном лагере в течение трех недель. Когда следующим утром мы отправились дальше, легионеры обнаружили трупы всадников из отряда Публия Консидия. Все они были обезглавлены, а на их телах не осталось никакой одежды. Головы разведчики нашли немного позже — их насадили на заостренные колья, вбитые в землю у опушки леса.

Мы догнали гельветов и продолжали преследовать их. У них не было ни малейшего шанса оторваться от войск Цезаря, так как огромная колонна перемещалась слишком медленно. Однако я понимал, что победу одержит тот, кто сможет обеспечить своих воинов продовольствием. Оказалось, что именно с едой для солдат у Цезаря возникли серьезные проблемы. Через два дня он должен был выдать легионерам их паек на следующие два месяца: по две модии на человека.

Цезарь созвал военный совет и потребовал от офицеров подробно доложить ему о состоянии дел. Все пребывали в отвратительном настроении, опасаясь самого худшего — голода. Почти все обвиняли в сложившейся ситуации эдуев, на которых, дескать, ни в чем нельзя положиться. С одной стороны, римлянам казалось, что завоевать Галлию не так уж и трудно, но с другой стороны, у всех складывалось впечатление, будто боги забыли о Цезаре, а все обстоятельства повернулись против него.

Когда офицеры разошлись, в палатке остались только Цезарь, Авл Гирт и я. По выражению лица проконсула можно было сделать вывод, что он недоволен новостями из Рима. Дочитав последний документ, он размахнулся и изо всех сил ударил кулаком по столу.

— Вот уже несколько недель этот жирный дикий кабан неторопливо трусит прямо передо мной, словно издеваясь, а я никак не могу поймать его! В чем же дело? Может быть, ты, друид, дашь мне ответ на этот вопрос?

— Ты имеешь в виду ложное донесение Публия Консидия о том, что гельветы заняли позиции на гребне горы? Но его всего лишь обманули глаза, — сказал я.

— Конечно, его обманули глаза! Глаза обманывают всех, кто пьет слишком много вина. Об этом мне не раз говорили мои офицеры. Он перепутал снаряжение легионеров с…

— Позволь не согласиться с тобой, Цезарь, — перебил я проконсула. — Публий Консидий потерял способность здраво мыслить, оказавшись ночью в наших мрачных лесах. Тебе наверняка известно, что каждое дерево и каждый куст — пристанище для наших богов, ведь они живут в лесах и могут менять очертания предметов, как им заблагорассудится. Когда командир твоих разведчиков решил, что он видит на горе гельветов, ему на самом деле пришлось иметь дело с нашими предками. Они лишили твоего офицера рассудка.

— Прекрати нести чепуху, друид! Я уже сыт по горло твоими страшными историями! Дай мне время, и я докажу тебе, чьи боги могущественнее, а также кому из римлян они подарят удачу! Но сначала я должен решить главную проблему: найти продовольствие для своих солдат. Завтра утром мы ускоренным маршем отправляемся в Бибракте. Если эдуи не хотят продавать нам зерно добровольно, то мы отберем его у них силой.

Следующим утром примерно к концу четвертой ночной вахты легионы Цезаря были готовы ехать в Бибракте. Ночью прошел довольно сильный дождь. Дороги размокли и превратились в грязную жижу, так что простым солдатам предстоял довольно утомительный переход. Кроме того, они должны были нести на своих спинах больше, чем обычно, поскольку ночью из лагеря вновь сбежали рабы. Некоторые из беглецов наверняка оказались в лагере гельветов и сообщили им о планах Цезаря. В колонне кельтов, которая растянулась на много миль, царило приподнятое настроение. Цезарь решил прекратить преследование! Эта весть, передаваемая из уст в уста, постепенно изменилась практически до неузнаваемости: оказывается, Цезарь испугался отважных гельветов и решил отступить. В то время как гельветы продвигались на запад, легионы проконсула шли на север, к Бибракте.

Как рассуждали кельты? Цезарь и Лабиэн заняли очень выгодные позиции на холме и на гребне горы, однако почему-то не стали атаковать их лагерь и решили избежать сражения. Значит, римляне испугались! Именно поэтому в обозе гельветов царила настоящая эйфория. Такова уж природа человека: наиболее вероятным объяснением любого события мы считаем то, которое нам более всего по душе. Преследуемые превратились в преследователей. Самые нетерпеливые кельтские всадники тут же бросились в погоню за римлянами и начали устраивать набеги на арьергард Цезаря. Проконсул отреагировал молниеносно: двум легионам из тех, которые находились под его командованием, он отдал приказ выстроиться на холме в боевом порядке. На флангах находились легко вооруженные наемники с круглыми щитами, в кожаных шлемах, с мечами и множеством облегченных копий, предназначенных для метания. Там же находились и лучники. Задачей легионеров и вспомогательных войск была зашита перевозимого имущества. Эти два легиона, состоявшие из молодых солдат, которые еще не принимали участия в военных действиях, расположились почти у самой вершины, а ниже, ближе к подножию возвышенности, Цезарь выстроил четыре легиона, испытанных в тяжелых боях.

Мы с Вандой оказались на самом верху, среди телег, катапульт и множества сложенных палаток, оставленных солдатами прямо на земле. Отсюда я мог наблюдать, как всадники-гельветы бросились в атаку на позиции римлян, даже не дожидаясь подкрепления в лице пеших воинов, которые находились довольно далеко от места, где должно было состояться сражение. Цезарь отдал своей кавалерии приказ атаковать нападавших. Звуки рогов превратили приказы военачальника в сигналы, понятные всем солдатам. Едва услышав эти команды, всадники-эдуи, служившие в кавалерии Цезаря, ринулись наперерез гельветам. Но гельветская кавалерия превосходила их численностью и двигалась столь плотными рядами, что эдуи при виде этой живой стены остановились и были буквально сметены. Тех, кому посчастливилось уцелеть, охватила паника, и они попытались спастись бегством. На лицах «зеленых» новобранцев были написаны страх и смятение. С ужасами войны они были знакомы только понаслышке, по рассказам ветеранов. Сейчас же они оказались в совершенно незнакомых им землях, среди враждебно настроенных племен и, стоя на вершине холма, ожидали атаки тысяч варваров, не знавших страха перед смертью. Кельтов становилось все больше. Через несколько часов все пешие воины из обоза гельветов должны были достигнуть долины у подножия холма. Казалось, что нам навстречу движется река, превращающаяся на некотором расстоянии от первых рядов римских легионеров в безбрежный океан.