Друиды
Шрифт:
Не задумываясь, я связал на пальцах самый сильный из известных мне защитный символ и принялся выпевать имя Верцингеторикса. Я вкладывал в песню всю силу духа, на какую был способен. Незримый клубок энергии мгновенно пересек пространство и развернулся сетью, охватывая моего душевного друга с ног до головы. Ханес не сразу, но все же понял, что я делаю, и стал помогать. Наши голоса слились.
Мы пели и ждали, едва ли смея надеяться. Оба командующих некоторое время стояли друг против друга, а потом Цезарь высокомерно отвернулся, повернул коня и погнал его галопом вдоль своих
Смогла ли моя магия задержать руку римлянина? Никогда мне не узнать этого. Стоя на стене Алезии в тот день, мы с Ханесом хотели верить, что несколько мгновений назад мы спасли жизнь Верцингеториксу. Но доведись мне попасть в ту же ситуацию сегодня, я использовал бы всю свою силу, чтобы подтолкнуть меч Цезаря рассечь моего душевного друга пополам! Мудрость и время открыли мне великое добро дара жертвоприношения!
Бой вспыхнул с новой силой. Большинству галлов из Алезии не удалось прорваться сквозь римские порядки; рядом с Риксом оставались лишь несколько бойцов. Множество галлов карабкались на осадные башни Цезаря, откуда в крепость летели камни и горшки с огнем. Наши воины хватали римлян голыми руками и сталкивали на землю.
С высоты стен мы ясно видели Цезаря; малиновый плащ очень приметен даже на таком расстоянии. Он быстро собрал четыре новые когорты и большой отряд всадников, и теперь пытался зайти в тыл нашим увлекшимся воинам. Мы кричали, пытаясь предупредить своих, но разве услышишь одинокие крики в таком грохоте! Звуки отражались дважды: сначала от стен Алезии, потом от стен римских укреплений, и в общем столпотворении никому не было до них дела. Впрочем, наступал критический момент сражения. Теперь не до криков.
Нам оставалось лишь беспомощно наблюдать, как римские когорты слаженно ударили по измотанной толпе галлов, штурмовавших римский частокол. Легионеры уже не пользовались копьями. В ход пошли мечи. Земля быстро пропиталась кровью. Кровь не успевала впитываться и стояла ужасными пыльными лужами, воины скользили и падали, добавляя свою кровь к крови предшественников.
Эдуи попытались отступить, но тут же наткнулись на римских всадников, отрезавших им дорогу к спасению. Воинов согнали в кучу и убивали, как скот на бойне. Правда, в отличие от скота, они яростно сопротивлялись и дорого продали свои жизни. Совсем недавно они проделали долгий путь, спеша к нам на помощь. Они устали. К тому же многим из них никогда раньше не приходилось сражаться. Римляне, напротив, в последнее время ничем особенно себя не изнуряли, возводя укрепления и земляные валы. Долгая осада Алезии предоставила им возможность отдохнуть и набраться сил. Теперь они побеждали, а мы только смотрели, не в силах помочь нашим людям.
— Все. Мы проиграли, — голос Ханеса был тусклым и тяжелым, как свинец. Сейчас в нем не слышалось никакой патетики. Просто усталый, пожилой человек, утративший надежду. — Мы проиграли.
Я повернулся и посмотрел на него. Голод стер с лица барда обычное хитрое выражение, голод обглодал это тучное тело, и теперь казалось, что он носит не подходящую ему по размеру кожу гораздо более крупного человека. Глаза потускнели. Я знал, что выгляжу не лучше. Это Цезарь лишил наши тела красок жизни.
Смотреть теперь стало не на что. И все же мы оставались на стене, наблюдая за тем, чего видеть совсем не хотели. От огромной армии, храбро пришедшей освобождать Галлию, почти ничего не осталось. Римляне преследовали разрозненные группы и безжалостно уничтожали их. Возможно, кому-то удастся добраться до нашего лагеря, возможно, некоторым даже удастся вернуться к своим племенам и рассказать об этом дне. Но большинство не вернутся уже никуда и никогда. Наш последний шанс лежал здесь, на земле, мертвыми телами, устилавшими поле боя под стенами Алезии.
Уже в сумерках я еще раз увидел малиновый плащ в самом центре недавнего сражения. Он притягивал мой взгляд, как костер в ночи. Со всех сторон к Цезарю подходили его офицеры, бросая к его ногам изодранные и окровавленные штандарты павших галльских вождей.
Невероятно, но Верцингеторикс выжил. Я вовремя взглянул вниз и увидел, как он, по-прежнему на своем вороном, стоит у ворот крепости, пропуская выживших воинов внутрь. Он больше ничего не мог сделать. После поражения людям тяжело смотреть в глаза друг другу. Сейчас я нужен Риксу, как никогда раньше.
Лестницы и проходы были забиты людьми. Одни из них с трудом поднимались на стены, другие так же трудно спускались со стен. Люди негромко ругались, многие плакали. Мне не хотелось толкаться среди них. Я примерился и прыгнул вниз. Наверное, я переоценил свои возможности. Удар о землю ненадолго вышиб из меня дыхание. Пережидая, пока ноги оправятся от жесткого приземления, я вспоминал ту давнюю ночь в нашем поселке, когда я собрался подсматривать за друидами, творившими великую магию. Все возвращается на круги свои, и время — не исключение. Даже ровный строй римских легионов не способен изменить этот естественный закон. Я отправился к шатру Рикса.
Он пришел один. Еще недавно вокруг него вились князья и приближенные, его восхваляли, нашептывая в уши лесть и просьбы. Теперь его не хотели знать. Но он как был, так и остался огромным, молодым, золотоволосым вождем, нашим единственным командующим. Только глаза принадлежали какому-то незнакомому древнему старцу.
Подходя, я думал, что сказать ему. Но начало разговора оказалось неожиданным для меня самого.
— Представляешь, на стенах так много народа, что мне пришлось прыгать, иначе не протолкаться. — Я говорил спокойным будничным тоном. — И знаешь, я сам удивился. Оказывается, я еще достаточно молод, чтобы сигануть со стены и не сломать себе шею.
— Айнвар… — хриплым голосом начал Рикс и закашлялся.
— Да, Рикс.
— Ты думаешь, мы все еще молодые?
— Думаю, да.
— Ох! — Он принялся массировать кисти рук.
Весь день махать мечом — утомительная работа. Я заметил у него на теле несколько свежих ран и кровь.
— Ты мою жену видел? — спросил он.
— Да. Она с другими женщинами здесь, в городе.
— Мы обязаны вытащить их отсюда. Женщин и детей. Сам понимаешь, от Цезаря пощады не будет никому, кто со мной связан. Мандубиев он просто продаст в рабство, а моих близких обязательно убьет.