Друиды
Шрифт:
Я похолодел.
— Но ты же не жертва!
— Не в этом дело. Тебя же учили пользоваться жертвенным ножом? И ты мой друг. Кого я еще могу просить? — Он усмехнулся и добавил: — Раз ты не веришь в смерть, ты же не станешь делать со мной ничего такого?
Умная голова! Верцингеторикс мог бы стать выдающимся друидом. Да и все, что он делал, он делал блестяще. Он продолжал пристально смотреть мне в глаза. На меня навалился сокрушительной вес ответственности. Навалился и придавил. Неужели, когда я много лет назад боялся смотреть на жертву, я предвидел этот
Послов выбрали и они ушли. В ожидании их возвращения Рикс ушел к себе в шатер. Я хотел быть с ним, и Онуава хотела быть с ним, и князья Галлии хотели быть с ним. Но он отослал всех и сказал, что хочет побыть один. Я его понимал. Договариваться со своим духом человек может только в одиночестве. Меня ждали другие дела. Найдя Гобана Саора, я попросил подобрать для меня самый лучший нож и заточить его самым тщательным образом. «Душевный друг, — повторял я про себя, пока ждал. — Мой душевный друг!..»
Послы вернулись от Цезаря, и Верцингеторикс позвал меня.
Глава тридцать девятая
Заточенный нож я заткнул за пояс. С ним я и вошел в шатер. Во рту у меня пересохло, но лицо оставалось бесстрастным. Рассвет только занимался, но я не стал петь гимн солнцу. Я больше не пел. Горожане и выжившие воины стояли молчаливыми кучками, следя за мной глазами. Мысленно я отметил, что никто больше не стремится стоять только со своими соплеменниками. Эдуи, арверны, паризии, сеноны стояли вместе. Теперь все они были просто галлами. Это было новое племя, созданное Верцингеториксом. В шатре Рикс был один.
— Привет тебе, свободный человек Айнвар!
— Привет и тебе, свободный человек Верцингеторикс, — ответил я.
— Хотелось услышать эти слова в последний раз, — слабо улыбнулся Рикс. — Цезарь требует, чтобы меня привели к нему живым.
Его слова подняли во мне бурю эмоций. Говорить я не мог.
Рикс заметил нож у меня за поясом и покачал головой.
— Не понадобится, — грустно сказал он.
— Жаль, — только и смог вымолвить я.
— Наверное, ты прав. Но я пока жив, а мои люди... Верю, что он будет к ним милостив.
— Ты в самом деле веришь, что он способен на милость?
— Я сыграю с ним в эту азартную игру, Айнвар. Всем знают, что временами Цезарь делает царские по щедрости жесты.
— Если это выгодно для него.
— Знаю, — кивнул Рикс. — Рискну. Вдруг это как раз сейчас ему выгодно — проявить щедрость к побежденному врагу? А ему выгодно. Ведь больше никакого сопротивления не будет.
— Цезарь может думать иначе, — предупредил я.
— И это знаю. Но если я все-таки ошибусь, если он захочет отомстить нашему народу даже после того, как получит меня… ты попытаешься спасти женщин и детей, Айнвар?
— Да, попытаюсь. Я уже думал об этом некоторое время назад.
— Да, Айнвар, ты всегда думаешь. Я должен был привыкнуть. Как ты хочешь спасти их?
— С помощью магии, — спокойно ответил я.
Конечно, он рассмеялся. Я в последний раз слышал смех Верцингеторикса.
Я был среди тех, кто провожал его к Цезарю. Он не мог приказать мне остаться, и понимал, что я все равно пойду. Послам обещали безопасное возвращение в Алезию после того, как они доставят Верцингеторикса, но даже если бы нам грозила смерть, я бы отправился с Риксом. Он же был моим душевным другом.
По такому торжественному случаю Рикс надел свою лучшую тунику, все золотые украшения и королевский плащ, подбитый волчьим мехом. Его вороной, последний выживший конь в Алезии, исхудал до невозможности, но стоило любящим рукам огладить его бока, как животное тихо фыркнуло и знакомо изогнуло свою гордую шею.
Мы молча спускались от стен Алезии к римскому лагерю. Шатер Цезаря стоял на невысоком холме. Отсюда были хорошо видны скалы, возносящиеся к небу. Я еще издали различил знакомый малиновый плащ. Нас ждали.
Верцингеторикс приближался к Цезарю при полном параде и с оружием в руках. Еще на подходе я заметил, как внимательно римлянин изучает моего друга. Даже потерпевший поражение, без рева труб, воплей воинов и грохота сталкивающихся щитов, знаменитый предводитель кельтов выглядел очень внушительно. Его явно опасались.
Верцингеторикс сменил свой потрепанный и помятый щит на новый, с узорами в виде спиралей и с бронзовыми накладками. На позолоченным поясе висел кинжал, а на правом бедре — длинный меч его отца, слишком тяжелый для любого человека не такого богатырского роста. Конем он управлял одной рукой, а в другой держал копье с железным наконечником. Верцингеторикс ехал спокойно, как на прогулке, но по его посадке любой понял бы, что он готов к бою. Римляне настороженно смотрели, как он приближается. Казалось, воздух тоненько звенит от напряжения. Легионеры взялись за оружие. Тут же Цезарь отдал приказ, больше похожий на собачий лай, и его люди замерли.
Неожиданно Верцингеторикс издал дикий боевой клич и бросил коня в галоп. Великолепный всадник мчался по широкой дуге перед шатром римлянина, давая возможность всем рассмотреть величие и гордость кельтского воина. Сердце у меня в груди заходилось от восторга и горечи, а на глаза наворачивались слезы.
Осаженный жесткой рукой вороной взвился на дыбы, молотя по воздуху копытами. Казалось, он продолжает бег, покинув землю. В этот миг Царь Воинов метнул копье. Оно спело короткую песню смерти и вонзилось в землю у ног Цезаря.
Цезарь неподвижно просидел на походной скамье все время, пока Верцингеторикс красовался перед ним. Даже когда копье взмыло в воздух, он разве что сморгнул, да мышцы крепких рук едва заметно дернулись.
Копье все еще подрагивало в земле, а Верцингеторикс, откинув плащ, спрыгнул с коня и замер с высоко поднятой головой. Пауза длилась долго. Потом Рикс опустился на колено и положил меч отца к ногам Цезаря. Завоеватель, по-прежнему не шевелясь, сидел на скамье, холодный как камень.
— Кто-нибудь из вас говорит на нашем языке? — спросил адъютант Цезаря.