Дружелюбные
Шрифт:
– Пойдем в лес, – сказал Треско. – Можно взять ружье, пап?
– Конечно, нет, – ответил дядя Стивен. – Найдешь себе другие развлечения.
– Какой милый способ провести утро, – сказала мама. – Просто болтаться в лесу. Не могу представить ничего веселее. Вы непременно найдете там что-нибудь весьма захватывающее.
Дядя Стивен, опустив свою «Дейли телеграф», сказал:
– Весьма… захватывающее? Вот это ты, Кэтрин, даешь. Мощно. Очень по-брайтонски. Звучит как… как…
– О, вы знаете, что я хотела сказать!
Мама всегда так говорила, когда понимала, что не права. Но Джош не видел, в чем именно она не права. Ничего лучшего нельзя было сказать о том, что случится, когда они попадут во мрак лесной чащи с багряным отсветом на кончиках деревьев; в мир, простирающийся за лугом, за низенькой
– Есть новости из Шеффилда? – спросил Стивен, откладывая газету со вздохом и шорохом бумаги.
– Никаких, – ответила Блоссом. – Говорила с папой вчера вечером, спросила, как мама, а он сказал: «О, прекрасно, прекрасно!» – и тут же начал рассказывать длинную историю про соседей. Я так и не поняла, стоит нам приезжать или нет.
– Прошу тебя, не надо ехать туда без крайней необходимости, – сказал Стивен.
– Я люблю бабушку и дедушку, – сказала Тамара. – И прекрасный южный Йоркшир, и больше всего – Шеффилд.
– Замолчи, мерзкая маленькая снобка! – взвилась Блоссом. – Это уже совсем ни в какие ворота.
– А что за новые соседи? – поинтересовалась Кэтрин.
– Папа о них то и дело рассказывает, – сказала Блоссом. – У них был какой-то праздник, и, вот ужас-то, кто-то чуть не умер, но обошлось.
В этом доме в Девоншире они жили вот уже семь лет. Сколотил в Сити небольшое состояние, рассказывал всем Стивен, вот и вложился: всегда мечтал прикупить домик в деревне и вести, как он выражался, растительную жизнь. А где рос сам Стивен? На окраинах, в захудалом городишке в одном из ближайших к столице графств, в Бедфордшире – и объяснения, и формулировки рознились. Блоссом знала, где он рос на самом деле. В аккуратном домике с подъездной дорожкой в виде половинки подковы и красными остроконечными коньками крыши; первое, что бросалось в глаза в спальне на втором этаже, – прикроватный столик его матери, голубой с позолотой. Симпатичный домик, и родители Стивена радостно жили в нем еще тогда, когда Блоссом вышла за их сына. Теперь же они обитали в белом квадратном особняке времен Регентства по дороге, вымощенной коричневым – цвета цыплят в эджбастонском соусе – камнем, ведущей к морю. Этот дом им купил Стивен, и они занимали три комнаты из тринадцати. Все меньше и меньше оставалось тех, кто знал, что хозяин особняка вырос вовсе не здесь.
Дом появился семь лет назад. Идеальное имя для поместья – Элском-хаус, Элском, Девоншир: помещик, крестьяне у ворот, ежегодный праздник в саду, хозяин, выбирающийся из дома в сочельник, чтобы символически возглавить церковный хор. Но, так или иначе, рассылать приглашения на праздник было пока рановато. Выяснилось, что они совершали большую ошибку, не посещая церковь и деревенский «Ягненок и штандарт»: как найти помощников, так и уволить уже найденных оказалось непросто. Детские превратились в заброшенные зоны стихийных бедствий. Скоро Блоссом придется привозить строителей и продукты из Лондона, и плевать, что подумают те, за воротами усадьбы.
Угодья были идеальны на всем протяжении: дикие и величественные. Но небольшие. Поколение назад основная их часть была распродана и застроена. Генерал-майор и его сестра Лаладж продали куда больше, в конце концов решив, что пускай уж этот мошенник из Сити покупает все. Теперь Элском-хаус отгородился стеной из желтого кирпича от новенького жилмассива, населенного пенсионерами и молодыми семьями. Единственное, что Стивен смог с этим сделать, – выкупить шесть гектаров поросшей лесом земли, которая была продана ранее, но еще не застроена. Прямо за новенькой низкой стеной, скорее разделявшей, чем защищавшей угодья, располагалась площадка для отдыха. Лес слыл прибежищем деревенских ребятишек с их подозрительными играми и прочими предосудительными развлечениями; теперь же он перешел в собственность четырех детей из большого дома. В знак этого возвели стену, перелезть через которую, правда, мог кто угодно. Только самые послушные и трусливые из деревенских ребятишек перестали ходить в лес (старшие предпочитали наименование «буковая роща Бастейбла», по имени давно почившего лесника). Передача собственности – дело небыстрое. У старших детей и Стивена были ружья. Это считалось неотъемлемой частью жизни в поместье. Но угодья так долго вычищались, урезались, разделялись на участки и застраивались, что пострелять можно было лишь в паре мест – которые располагались не там, где деревня Элском, и вообще далеко от самой усадьбы. В сезон она была доступна для посещения три дня в неделю; не больше. Блоссом считала, что лепнина в стиле шинуазри в длинной галерее привлекала всяких любителей подобных штук.
– Норман сказал, что в лесу поселились гадюки, – как бы невзначай сказала Блоссом. (Норманом звали нового садовника.) – Так что будьте в кои-то веки раз осторожны. И не собирайте их в баночку.
– Полно маленьких жабок, – добавил Стивен. – Их и ловите. Подружитесь с ними, и поймете, сколько у них с вами общего. Кэтрин, тебе завтра уезжать?
– Я собиралась отвезти Джоша Лео, – ответила она. – Но он в Шеффилде.
– Я бы поехал сразу по М двадцать пять, – посоветовал Стивен. – Когда-то ехать через Лондон было сущим адом, половина времени уходит, чтобы добраться до Криклвуда. Просто доезжаешь по М двадцать пять до Большой Западной дороги, и ты почти у цели, зуб даю. Бристольское шоссе, потом Лондонская объездная, потом шоссе до Лидса и на север, хоп – и ты на месте.
– Кэтрин не собирается в Шеффилд, милый, – сказала Блоссом. – Тебя никто не просит быть ходячим атласом автомобильных дорог. Мы говорим про…
– Понял, понял… – Чтобы развлечь детей, Стивен скорчил мину, как ребенок, которого отчитали. – Бедолагу Лео, моего злосчастного братца.
– Будет неплохо, – сказала Кэтрин. – Я не прочь прокатиться.
– Пожалуйста, можно мы уже пойдем?! – взмолилась Тамара. – Джош тоже доел свои хлопья, так что можно ему с нами?
– Конечно, идите, – ответил Стивен. – Не хочу видеть никого из вас до обеда. Бог мой, – сказал он, – ведь Англия – безопасное место. Да с тех пор, как в Англии появились мальчишки, начались вылазки в лес, проказы. Целое утро на то, чтобы извозиться в грязи, а они торчат дома. Послушай, Кэтрин, не думаю, что в этом плане что-то изменилось с семнадцатого века. Дети по-прежнему будут бегать и стрелять, ставить силки, играть в прятки и драться в грязи. Я так делал, мои дети так делали, и дети моих детей займутся тем же, в этом же доме, на этой земле. Все будет по-прежнему.
На подернутые пурпурной дымкой холмы километрах в сорока отсюда набегала автострада; пастбища были сданы в аренду; небольшая сыроварня и несколько мастерских у реки давно стояли полупустыми, и на проселочной дороге вас неизменно встречало объявление об их продаже или сдаче внаем. В утренней столовой мужчина разглагольствовал о том, что значит быть англичанином. Он продолжал говорить, гарцуя по комнате, как скаковая лошадь, и позвякивая мелочью в кармане, а за его спиной один за другим поднимались из-за стола и расходились дети; потом ушла их мать, потом Кэтрин, и наконец встала и вышла няня-японка. Стивен продолжал вещать, хотя понимал, что комната уже пуста. Это его не волновало. Вскоре он перестал позвякивать и, довольный собой, замер. Вот-вот откроются нью-йоркские рынки.
Так было со времен их с Лео свадьбы. Блоссом, сестра Лео, с самого начала позволяла себе скептические замечания по поводу всего, что намеревалась сделать Кэтрин, – будь то двухъярусный свадебный торт вместо трехъярусного, отсутствие медового месяца, работа секретарем в муниципалитете или же в частной библиотеке на Сент-Джеймс-сквер. Молодые супруги твердо решили скрывать от Блоссом беременность Кэтрин как можно дольше, но это означало держать в неведении и все остальное семейство, особенно мать Лео. Так что на пятом месяце все же пришлось рассказать. Известие было встречено потоком советов – улыбка, покачивание головой, указание на собственный удачный опыт, – и поток этот не иссяк до сих пор. Единственным поступком Кэтрин, по поводу которого советов не было, стал ее развод. Когда она сообщила Блоссом новость, по ту сторону телефонного провода воцарилось удовлетворенное молчание, а потом раздались радостные возгласы утешения: гипотеза, которую Блоссом высказала с месяц назад, подтвердилась. Конечно, они – большие подруги, но приехала Кэтрин сюда главным образом из-за Джоша: его брайтонские друзья были робкими книжными тихонями, и мать не сомневалась, что общество кузенов пойдет ему на пользу. Третий уик-энд в доме дядюшки Стивена. Кэтрин очень надеялась, что сын не станет брать в руки гадюку. Кажется, они слегка ядовиты.