Дружественный огонь

Иегошуа Авраам Б.

Даниэла закрыла глаза. Для начала она прочитала обширный анонс на задней обложке книги. Издатель обещал будущим читателям романа необыкновенное, полное драматизма повествование, изложенное абсолютно новым способом – от конца к началу, тонко намекая на то, что трудности, с которыми читатель столкнется в начале, полностью будут вознаграждены абсолютно непредсказуемым финалом, где все будет поставлено с ног на голову. Это было, таким образом, совершенно безошибочно и честно – предупредить читателя. Чтение такого рода требует максимальной концентрации, и присутствие двух юных африканцев, стоявших, будто их приклеили, возле ее столика и не спускавших с нее глаз, вовсе не помогало сосредоточиться. Такое, вообще-то, случалась не впервые – в прошлый

их визит народ тоже толпился возле столика, за которым сидела Даниэла, с той только разницей, что тогда рядом с ней находился ее муж, и ждать вылета в Израиль надо им было не шесть, а всего чуть больше полутора часов, на протяжении которых он не спускал с нее глаз и ловил каждое ее слово. Вот тогда время летело быстро. Она помнила, что, несмотря на предвкушение от неуклонно приближающегося возвращения домой, усиливающееся удовольствием от встречи с сестрой и зятем, о которых она помнила ежесекундно, душу ее переполняла печаль. Что-то (но что? что именно?) должно было подсказать ей, что расставание с сестрой на этот раз будет особенно долгим, но даже в страшном сне ей не могло привидеться, что не пройдет и двух лет, как внезапный инфаркт навсегда унесет эту жизнь, а зять вернется в Израиль даже не с погребальной урной вместо гроба, а с бумажным пакетом, в котором был пепел. «Ну и что, – отбивался он от ошеломленных родственников. – Из-за чего весь сыр-бор? Ведь главное, что ее нет. И не говорите мне, что хоть один из вас на самом деле верит в воскресение мертвых после смерти».

9

Яари элегантно перевоплотился из заботливого отца в строгого босса, допытывающегося у Морана, получил ли он разрешение на отсрочку от резервистской службы.

– Папа, да не волнуйся ты. Все будет тип-топ.

– Когда тебе надо было явиться на сборы? Когда они начнутся?

– Они уже начались. Вчера.

– И тебе дали увольнительную? Тебя официально отпустили?

– Никто не мог меня отпустить официально. Я просто не явился.

– Но почему ты просто не объяснил им, что на работе наступила сверхважная пора… критически важная… со множеством неотменяемых встреч и принимаемых решений?

– Им не нужны никакие объяснения. Они могут получить их у любого встречного… самое лучшее, что можно сделать – это просто молчать. Не высовываться. Исчезнуть. А на случай если они обнаружат мое отсутствие, меня прикроет адъютант.

– Кто?

– Один из моих друзей. Мы были вместе на резервистских сборах… и потом – на офицерских курсах. Мы вместе тренировались…

– Допустим. Но уж своему другу-адъютанту ты сказал?

– Нет. Если бы я сказал, он обязан был бы доложить об этом командиру батальона. Или даже просто приказать мне явиться в часть. И тогда мне пришлось бы игнорировать приказ, понимаешь? Как я, в общем-то, и сделал, не втягивая его. Я просто нигде не засвечивался. Исчез. И ни одна собака этого не заметила. У них достаточно и офицеров, и солдат.

– Что, и сейчас тоже?

– Всегда. Уверен.

– У нас в ближайшее время запланирована важная встреча в Министерстве обороны. Я уверен – упомяни ты Министерство обороны хотя бы вскользь, они сами отпустили бы тебя.

– Никого на свете не интересует твое Министерство обороны. Любое исчезновение объясняется потом самыми фантастическими причинами. Да перестань ты волноваться. Все будет, как надо. Ты хотел меня видеть? Ну вот, я с тобой.

– Ты знаешь ведь, что именно потому, что я не был уверен, отпустят ли тебя, я не смог сопровождать маму.

– А мне казалось, что она сама настояла на том, чтобы отправиться одной.

– Ну… и это тоже. Куда отправляют вашу часть?

– На Западный берег. Но не слишком глубоко.

– Так, может, стоит, все-таки, придумать какое-нибудь веское объяснение.

– Например?

– Что-нибудь с медицинской подкладкой… сбои в сознании… что-то, что стряслось с твоими родственниками.

– Папа, хватит! Я не собираюсь маскироваться под идиота. В этой армии происходит непрерывная смена состава… это и есть резервисты. Такие, как я. Она рассредоточена и, боюсь, бесцельна. И избыточна. Оглянись – куда ни посмотри, увидишь солдата. Везде и повсюду. Никому и в голову не придет, что меня нет.

– Но ты сам сказал, что этот адъютант, твой друг…

– Даже если он заметит – глазом не моргнет.

– Я… я поверю тебе на слово. Ты знаешь, как нужна мне твоя помощь в такие вот напряженные дни. Так что, когда поедешь, спустись в Нижний город, к Башне Пинскера и прислушайся к завыванию ветра. Жильцы кипят от злости, и я их понимаю. Я этим утром был там, рев такой, что я чуть не сошел с ума. У меня есть свои соображения насчет того, что там происходит, но я не скажу тебе ни слова, пока не услышу твое мнение. Кстати, ты не забыл, что в полдень у нас состоится встреча на новом месте?

– Я ничего не забыл.

– А теперь скажи мне, что там с Нади? Удалось его утихомирить ближе к ночи?

– Более или менее.

– Я имею в виду эту ночь.

– И эту тоже. Может быть, перед тем, как отправить его в подготовительный класс школы, я покажу его врачу. А ты не собираешься сегодня вечером заглянуть к нам и зажечь с детьми свечи?

– Не сегодня. Этим вечером я сделаю это с дедушкой. Я не видел его уже два дня. Прямо отсюда я поеду домой. За последние сутки я спал не больше трех часов. Но у нас будет уйма времени для того, чтобы зажечь свечи. До того, как наша мама вернется.

Через центральный вход инженеры и чертежники, техники и секретари непрерывной чередой возникали в кабинете Яари, и их компьютеры вспыхивали экранами один за другим. Вошедшие держали в руках большие кружки с горячим кофе и, согрев ладони, доставали из портфелей и папок свои наброски и чертежи, выкладывая их на рабочем столе Яари, в то время как все новые и новые лица появлялись и исчезали в дверном проеме, чаще всего просто чтобы поздороваться. Те же, которым было что рассказать или показать, говорили все разом, стараясь обратить на себя внимание начальства – так, как это происходило и происходит всегда и везде. Яари, который уже несколько лет, как отошел от непосредственного участия в проектировании, сохранил достаточный уровень квалификации, чтобы разбираться в современном проектировании лифтов, несмотря на шагнувший вперед за эти годы прогресс. Он быстро схватывал даже самые незначительные изменения в спецификации и ценности предлагаемых идей, поддерживая заслуженную годами работы репутацию справедливого и авторитетного судьи.

Светлело. Дождь с неба продолжал изливаться с мягким шелестом, но ветви старого дерева за окном уже не метались под порывами ветра. Утренняя буря потихоньку сходила не нет, и Яари подумал, что сын его, пожалуй, тщетно будет вслушиваться в музыкальные фиоритуры ветра.

Зазвонил телефон. Секретарша принесла утреннюю почту. Но мысли Яари были далеко от рабочего стола. Ибо думал он о своей любимой. Как там она? Вскоре должны были наступить долгие часы ожидания в аэропорту Найроби, и более всего он хотел бы обрести уверенность, что она будет верна данному ею слову и не отправится в город. Но он ощущал вину за то, что вынудил ее долгие шесть часов провести в переполненном и малопривлекательном ресторане. Хорошо, если ей удастся отыскать тихий уголок поближе к выходу на посадку…

И он мысленно воззвал к судьбе, чтобы там, в зале ожидания, нашлось такое место, уютное, но не слишком изолированное, где какая-нибудь добрая душа увидела бы его Даниэлу и прониклась желанием помочь ей, такой беспомощной без его опеки, соучастия и любви, вне зависимости от того, откуда бы эта добрая душа ни взялась – из Израиля, Европы или из самой Африки. Кто-то, кто сумел бы проникнуть в ее внутренний мир и уберечь его жену от непредсказуемой логики ее поступков.

10