Дружинник
Шрифт:
— Как Катька поживает? — спросил я, решив, что дружинник может иметь какую-то информацию. — Оправилась от ранения? Не вижу её в крепости.
— С Катрин всё хорошо, — сказал Андрей. — Она выздоровела и сейчас дома на отдыхе.
— Хорошо, что так. Вот же ж засада! С этими тренировками даже нет времени зайти проведать. А когда она выйдет на службу, не в курсе?
После сражения с Капитаном и моим дядей я даже не знал, что сталось с Катрин. То, что её поставят на ноги, я не сомневался. Когда мы уезжали, жизнь девушки была вне опасности, но всё равно неизвестность не давала
— Подробностей не знаю, — ответил Андрей.
Некоторое время мы ехали молча.
— Слышал, у вас прежде отношения были до твоего изгнания. Так вот, отроку не положено находиться в любовных отношениях с представителями дружины, — вдруг сообщил мне Андрей ни с того ни с сего.
— А тебя каким боком касается моя личная жизнь? — поинтересовался я, слегка обескураженный такой постановкой вопроса.
— Твоя, как ты выразился, личная жизнь касается рода. Как тебя соизволили принять на службу, так запросто и выкинуть могут. Твои подвиги в бою не имеют никакого значения. Пренебрежение обычаями неприемлемо. Знай своё место.
— Обычаи… — хмыкнул я. — Я и без ваших обычаев неплохо справлялся. Так что не пугай ежа голой жопой.
— У тебя нет ни капли благодарности.
Я промолчал. Меня раздражали бесцеремонность и надменность младшего дружинника. Он-то кто такой, чтоб мне подобные вещи высказывать? На место бы поставить, но я знал, что пререкания до добра не доведут. Он дружинник, а я отрок. Если дело дойдёт до драки, для меня это хорошо не кончится. И вопрос не в том, что мне с ним не справиться. В этом-то как раз я проблемы не видел. Проблема была в другом: если дружинник убьёт или покалечит отрока, ему полагался штраф, а вот если отрок дружинника — тут уж смертная казнь без разговоров.
Оставалось ждать, когда меня самого примут в дружину, чтоб с остальными (по крайней мере, младшими) говорить на равных. И рассчитывал, что примут меня после битвы родов, если, конечно, жив останусь.
И всё же не совсем ясно было, почему Андрей завёл разговор на эту тему. Формально-то он, конечно, прав, вот только на практике кто вообще задумывался о таких вещах? Насколько я знал, дружинники заводили любовниц и среди простолюдинок, и среди отроковиц, хотя в последнем случае всё было чуть сложнее. Ведь человек, давший клятву верности, принадлежал душой и телом своему роду, и бояре могли запросто вмешаться в личную жизнь подданных. Но если нежелательные отношения не представляли угрозы роду и чрезмерно не афишировались, то чаще всего, на них закрывали глаза. И какое дело моему спутнику до моих отношений с Катрин, я понять не мог.
— Когда приедем, — сказал я, — давай не как тот раз? По-человечески чтоб. Я поговорю с Таней, объясню ситуацию. Хорошо? А то чуть ли не под дулом пистолетов меня тогда притащили. Я-то ладно, а тут — девушка, всё-таки, поделикатнее надо.
— Мы к обеду должны вернуться, — произнёс Андрей, не отрывая взгляда от дороги. — Некогда
— Не беспокойся. Мы за сколько доедем? Час сорок? И обратно — столько же. В запасе около двух часов. Всё успеем, и даже раньше вернёмся.
— Ладно, разрешаю. Делай, как считаешь нужным. Но если что пойдёт не так, хватаем девчонку — и едем обратно без лишних разговоров. Уяснил?
Первым делом мы направились к Лаврентию Сергеевичу, где последний раз видели Таню. Тот, как обычно, работал в кузнице. Увидев меня, старый кузнец растянул рот в улыбке, пожал мне руку и хлопнул по плечу.
— Вот так гости! — воскликнул он. — Знатные люди к нам пожаловали!
— Да какие знатные? — улыбнулся я в ответ. — Пока знатностью даже не пахнет. Так, в слугах, считайте, хожу.
— Ну ничего, всё у тебя впереди. Так коли зашёл, давай к столу. Чаю жена сделает с баранками. Ты надолго к нам?
— На часик-другой буквально. Дело кое-какое надо уладить — и обратно.
— Ну дело делом, а на чай зайти не откажи.
— Не откажу, Лаврентий Сергеевич. Спросить только хочу: не знаете, Таня где сейчас? У меня, главным образом, к ней дело.
— И какое же? Неужто, свататься приехал? — подмигнул мне кузнец. — Да дома Таня. У меня теперь живёт и работает. Её навыки врачебные мне сейчас очень пригождаются.
Мы пошли к дому. Андрей сидел в машине. Я ему махнул рукой, приглашая в избу.
— Придётся мне её у вас забрать, — сказал я. — Её Птахины требуют к себе. Скорее всего, службу предложат.
Лаврентий Сергеевич недовольно крякнул:
— Ну дела! Печально, конечно, но если уж род требует…
Навстречу вышла Таня. Увидев меня, она потупила взгляд.
Я предложил ей прогуляться во дворе, пока жена Лаврентия Сергеевича суетилась на кухне, накрывая на стол. Дождь прекратился, но земля ещё не просохла от влаги. Мы прошлись по тропинке через сад. Я спросил, как поживает, Таня только плечами пожала:
— Помаленьку. Вот, работаю теперь у Лаврентия Сергеевича. Работы, не как в больнице, но тоже много, — вздохнула она. — За последнюю неделю три огнестрела. А ты как?
— Я сейчас в отроках хожу, у Птахиных, у родственничков своих. По этой-то причине я и приехал. Тебя боярин требует, — огорошил я девушку.
— Но… зачем? — она уставилась на меня. — Это из-за…
— Да, это из-за способностей. Но ты не переживай. Арсентий Филиппович лояльно относится к подобным вещам. Он знает о моих талантах, и, кажется, о твоих тоже догадался. Тоже хочет на службу пристроить. Ты не подумай, я всё отрицал до последнего, а он от врачей и дружинников узнал, так что отмазать не вышло. Прости.
— Что ж, пусть так. Но я не хочу служить боярам.
— Зато возможности, перспективы… Так или иначе, отказаться нельзя.
— Понимаю. И всё равно боюсь.
— Придумаем что-нибудь, не переживай. Я рядом буду. А теперь пошли к столу, попьём чай и — в Нижний. Нам к обеду велено вернуться.
Андрею, кажется, было не по душе чаепитие. Он почти не притронулся к стоявшим на столе угощениям, постоянно доставал из кармана часы и бросал на меня взгляды с немым напоминанием, чтобы я не засиживался.