Друзья в небе
Шрифт:
— Помните, капитан, честным словом русского офицера нельзя бросаться!
— Я, ваше превосходительство, никогда не давал повод обвинять меня в легкомыслии. Разрешите идти?
— Ну, ну, посмотрим. Можете идти!
Летчики вышли из замка и накинулись на Нестерова:
— Как ты мог давать такое слово? Хочешь таранить австрийца? Ведь погибнешь!
— Давай атаковать его вдвоем, — сказал Соколов. — Будем делать вид, что хотим таранить его сверху, прибьем к земле и заставим сесть.
Нестеров с ним согласился.
Но на следующий день он вылетел один.
Соколов достает из папки номер газеты «Русские
«…Я был в городе Жолкиеве в то время, когда показался австрийский аэроплан. Обыкновенно они летают высоко — около двух тысяч метров. Тут же австриец шел на высоте 900—1000 метров. Медленно и плавно он сделал круг над городом и начал делать второй.
Нестеров уже сидел в автомобиле и собирался уезжать с аэродрома, когда показался аэроплан противника. Соскочив с автомобиля, Петр Николаевич приказал выкатить аппарат для вылета и поднялся в погоню за «альбатросом».
Австриец в это время шел над городом, прямо на запад, слегка забирая высоту. Очевидно, он увидел все, что ему было нужно. Нестеров же на своем быстроходном «мора-не» обходил город с южной стороны и, быстро поднимаясь, шел наперерез австрийцу, как охотник идет наперерез волку. «Моран» быстро догонял австрийца, поднимаясь все выше и выше. Вот они уже на одной высоте. Вот уже Нестеров выше противника и делает над ним круг… Уйти от быстроходного «морана» было невозможно. Он зашел сзади, догнал австрийца и, как сокол бьет неуклюжую цаплю, так и Нестеров ударил противника. Сверкнули в воздухе белые крылья «морана», и он врезался в австрийский аэроплан. Через мгновение аппарат уже летел вниз мотором, медленно кружась вокруг продольной оси. «Планирует!» — крикнул кто-то, но я, как специалист, видел, что такое падение смертельно. Австриец после удара момент еще держался. «Неужели напрасная жертва?» — мелькнуло у меня в голове. Но вот громоздкий «биплан» медленно повалился на левый бок, потом перевернулся носом вниз и стал стремительно падать. Более тяжелый, он быстро перегнал «морана» и упал первым…»
Соколов вскочил в автомобиль и помчался к месту катастрофы. Нестеров с пробитой головой лежал шагах в двадцати от обломков самолета. Австрийский самолет упал в болото. Около него нашли трупы унтер-офицера и лейтенанта Розенталя,
Весть о первом воздушном бое, проведенном русским военным летчиком, быстро распространилась по всему миру. В армиях воюющих стран стали изучать методы воздушного боя Нестерова. Германский император Вильгельм, узнав об этом подвиге, издал приказ по своей авиации. В нем была такая фраза: «…я желаю, чтобы мои авиаторы стояли на той же высоте проявления искусства, как это делают русские».
Но на всем протяжении первой мировой воины ни один немецкий, английский или французский летчик не рискнул повторить таран Нестерова.
В боях Великой Отечественной войны врага таранили двести советских летчиков, семнадцать человек таранили по два раза, летчик А. Хлобыстов применил таран трижды, а Б. Ковзан — четырежды.
Память о героях жива…
Имя Нестерова вписано в летопись мировой авиации. В 1960 году был учрежден переходящий международный приз «Кубок имени основоположника высшего пилотажа русского летчика Петра Николаевича Нестерова».
9 сентября 1964 года,
Советское правительство отметило намять о Нестерове переименованием Жолкиево, около которого произошел исторический воздушный бой, в город Нестеров…
В музее Центрального дома авиации рядом с портретом Петра Николаевича Нестерова висит фотография молодого офицера с мужественным, открытым лицом, в примятой сверху и чуть сдвинутой набок фуражке. Взгляд его больших глаз сосредоточенно спокоен. Над левым карманом гимнастерки — Георгиевский крест. Это Евграф Николаевич Крутень — замечательный продолжатель дел основоположника высшего пилотажа и боевого применения авиации.
Однажды вместе с Валерием Павловичем Чкаловым я остановился перед портретами первых воздушных бойцов.
— Они по праву висят рядом, — сказал Чкалов. — Мне кажется, что для русской авиации Нестеров и Крутень то же, что Пушкин и Лермонтов для русской поэзии. Я у Крутеня учился летать. Знаешь, что он считал первой задачей военного летчика? «Истребление воздушного противника везде, где его можно найти». Я хорошо запомнил эти слова.
Чкалов очень интересовался боевой деятельностью Евграфа Крутеня, но знал о нем лишь понаслышке да по некоторым его печатным работам.
Мне посчастливилось больше. Виктор Георгиевич Соколов был сослуживцем Крутеня. Он рассказал мне все, что помнил:
— Как и Петр Николаевич, Евграф Николаевич служил в артиллерии и долго хлопотал о том, чтобы его послали в летную школу. Все рапорта начальство возвращало с неизменной резолюцией — «отказать». Однако Крутень настаивал на своем и, получив очередной отказ, садился писать новый рапорт. В конце концов эта завидная настойчивость дала результаты. Генерал, от которого сие зависело, понял, что не сломить упорство молодого офицера, и разрешил перевод в авиационную роту…
8 сентября 1913 года в Киев прибыл новый офицер для подготовки на роль летчика-наблюдателя. На следующий день Крутень, вместе со всеми нами, прямо из офицерского собрания поехал на аэродром, откуда Нестеров пошел в свой знаменательный полет. Восторженно следил он за тем, как была совершена первая «мертвая петля».
Соколов вспоминает, что вначале Крутень был назначен в девятую роту, но вскоре добился перевода в одиннадцатую, которой командовал Нестеров.
— Они стали неразлучными друзьями, — говорит Соколов. — Оба были энтузиастами летного дела. И в характерах их много было общего — настойчивость, бесстрашие, умение анализировать сегодняшние дела и заглядывать в завтрашний день.
Нестеров по-отечески заботился о молодом офицере. Крутень стал его падежным помощником в разведывательных полетах. Сведения, доставляемые ими, были всегда точными и достоверными. Под руководством Нестерова Крутень прошел замечательную школу пилотажа. И когда в начале первой мировой войны Крутень попал все-таки в авиационную школу, он очень быстро стал отлично летать.