Друзья встречаются
Шрифт:
Белые остались, и не только остались, но действовали первое время с значительным успехом; Наступление, задуманное с целью продемонстрировать и перед населением области, и перед большевиками свою силу и прочность положения после ухода союзников, удалось, так как имело ещё инерцию в наступательных операциях, начатых при англичанах. И тут, как и прежде, пружиной событий был не Архангельск, а Вашингтон и Лондон.
Белогвардейцам по-прежнему особенно усердно ворожил злобно неукротимый Уинстон Черчилль. Он настолько вошел
И вот, будучи в силу обстоятельств вынужден увести англичан из Архангельска, Черчилль всё же успел разыграть ещё один фарс, чтобы помочь «своей» белогвардейской армии.
Тайком от общественного мнения он, под предлогом обеспечения эвакуации англичан, перебросил в Архангельск две свежие бригады, общей численностью в восемь тысяч человек. Подкинули и самолетов, и другого вооружения, и летом девятнадцатого года англичане и белые ударили на Котлас. Это была последняя попытка соединить северную белогвардейщину с наступающим на Вятку Колчаком.
Удар был силен, подкреплен свежими частями, шестьюдесятью самолетами, новыми военными судами и имел успех. Всё лето девятнадцатого года прошло в упорных боях, в результате которых к одиннадцатому августа положение красных на Двине казалось критическим. И всё-таки они выстояли. И не только выстояли, но, перебросив подкрепление с железнодорожного участка, сконцентрировались у Тоймы, собрали и привели в порядок расстроенные части и спустя две с половиной недели начали контрудар по направлению к устью Ваги.
Успеху этого удара способствовала большая работа, проведенная ещё зимой Сталиным и Дзержинским, командированными ЦК большевиков по предложению Ленина на Восточный фронт против Колчака. Это было в самом начале 1919 года, после того как Колчак захватил Пермь.
Уже тогда идея соединения Миллера с Колчаком в районе между Котласом и Вяткой казалась белым реально осуществимой. Поэтому с весны девятнадцатого года англичане и белогвардейцы стали усиленно готовиться к удару на Котлас.
Северная Шестая армия большевиков цепко держала котласское направление, и в результате в девятнадцатом году враг не прошел к Котласу на соединение с Колчаком, так же как не прошел он и в восемнадцатом. А вскоре и сам Колчак под ударами Красной Армии откатился из-под Вятки к Глазову, и идея соединения с ним окончательно провалилась и потеряла всякий смысл. Тогда белое командование перенесло центр тяжести боевых операций на железнодорожный участок фронта, прикрывая эвакуацию союзников из Архангельска. Обстоятельства благоприятствовали этому, так как Шестая армия должна была как раз в этот период отдавать лучшие боевые части другим, более важным и угрожающим фронтам. Белые воспользовались этим и начали на железнодорожном направлении энергичное наступление.
Глава третья. СОЛДАТСКАЯ КАША
Это были тяжелые дни. Перед началом решительных операций белые на железной дороге численно превосходили красноармейские войска в три раза - пехотными частями и в два раза - артиллерией. Что касается технического оснащения армии, то тут белые имели, пожалуй, ещё больший перевес. Впервые на Севере появились английские танки и начали применяться белыми отравляющие газы. Генерал Миллер стянул на железную дорогу и прилегающие к ней участки фронта всё, что можно было снять с других направлений, в то время как слабые силы красных были ещё более ослаблены уходом 159-го полка на Двину для защиты подступов к Котласу.
Вместе с полком уходил и Вася Бушуев, только в июне вернувшийся с Ваги и уже успевший между июнем и августом побывать на Онежском направлении. И Бушуев, и Рыбаков давно привыкли к этим военным кочевьям, расставались легко и встречались так, словно вовсе не расставались, - в них всегда жило чувство близости товарища, дравшегося где-то тут, на соседнем участке.
И всё-таки, хоть расставание не было горьким, Митя, вернувшись после проводов в свою маленькую землянку, которую он делил с Васей Бушуевым, почувствовал, что она слишком просторна и вечер сегодня пасмурней, чем вчерашний.
Грустить, однако, было некогда. Бесчисленные обязанности боевого комиссара поглощали всё его время. В строй он вернулся как-то незаметно, сразу же после мартовской партконференции Шестой армии в Вологде. Приехал он на позицию для проведения разъяснительной работы в связи с решениями конференции, но за три недели работы так прижился под Емцой, что тут и остался, да и раненая рука к тому времени совсем зажила, а выправить в политотделе дивизии назначение в часть не составляло труда.
Из тыла на фронт переводили всегда с готовностью, и августовское наступление белых застало Митю на передовых позициях.
Предвестниками решительного наступления были мелкие, но упорные стычки на линии передовых укреплений, артиллерийский обстрел белыми станции Емца, на подступах к которой стояли красные.
Затем вдруг начались в опасной близости от укреплений красных лесные пожары. Всё вокруг на десятки верст заволокло сизым маревом. Солнце мутно краснело за неприметно вздрагивающей дымкой.
– Выкурить, черти драные, с позиции нас хотят, - ворчали красноармейцы, подозревая белых, и не без основания, в умышленных поджогах.
Восемнадцатого августа Митя вывел часть своего батальона на тушение пожара. Огонь подходил к самым позициям. Три дня и три ночи провел Митя в лесу, окапывая широкой канавой горящую площадь. К нагану и политической брошюре в арсенале комиссара Рыбакова прибавилась лопата. Он копал неумелыми руками неподатливую, оплетенную корнями землю, и пот широкими пятнами проступал на его гимнастерке. Он тяжело дышал, весело приговаривая: «А ну, могильщики капитализма, нажми до полного!», - и с остервенением вгонял лопату в землю.