Дрянь (сборник)
Шрифт:
— Ну так где ты все-таки с ней познакомился? — не то во второй, не то в третий раз спрашивал я.
Витька делал вид, что глубоко задумывается, потом переводил на меня бесстыжие глаза и говорил:
— Вроде в кабаке. А может, нет. Может, на улице. Не помню я. Амнезия, — он постучал костяшками пальцев по голове. — Вон, хоть у гражданина следователя спросите.
— Прекратите паясничать, Байдаков! — оторвавшись от своих бумаг, вмешалась вдруг Степанида. — Экспертизой установлено, что у вас имела место временная амнезия на почве большой дозы алкоголя. А все остальное вы прекрасно
— Скачковой, — подсказал я, ошеломленный этой столь же бурной, сколь и неожиданной поддержкой.
— …с гражданкой Скачковой, — напористо продолжала Степанида. — Заключить заключили, но денег всех не получили, только аванс. Так?
Она попыталась заглянуть Байдакову в глаза, но тот отвел взгляд.
— Так! — удовлетворенно сказала Степанида, расценив Витькино молчание как знак согласия. — А все деньги вы должны были получить потом, когда разведетесь и разменяете вашу двухкомнатную на две однокомнатные. Много денег! Интересно, на чем вы сошлись? Двадцать тысяч? Двадцать пять? Впрочем, это неважно теперь, — резко сбавив тон, она повернулась к Витьке спиной и прошла на свое место.
— Почему это неважно? — вдруг подал голос Байдаков.
— Потому неважно, — скорбно поджав губы, ответила Степанида, — что после приговора суда вас выпишут с занимаемой площади и вашей, так сказать, супруге достанется вся квартира целиком. Бесплатно! — Она аккуратно завязала тесемки на папке «дела», сунула ее в сейф и добавила раздумчиво: — Статья у вас, Байдаков, сами знаете какая. Даже если не расстреляют, срок большой. Эта Скачкова очень просто может оформить с вами развод, тогда вам вообще претендовать будет не на что.
Витька сидел понурившись. А Степанида поизучала с полминуты его лысеющую макушку и влупила напоследок:
— Не забудьте про темпы инфляции. Когда вы освободитесь, эти двадцать тысяч могут стоить меньше, чем сейчас двести рублей.
Она закрыла сейф, повернула ключ в замке и бросила на меня нескрываемый победный взгляд, который читался однозначно: вот, мол, как надо работать! После чего пошла к двери, сказав на прощание:
— Ну, это все не мое дело. Разбирайтесь сами. Я скоро вернусь.
Ай, хороший следователь Степанида Федоровна Степанова! Умеет, ох здорово умеет все расставить по полочкам! А как красиво, почти театрально вышла она в последний момент, оставив нас разбитыми наголову: Байдакова — несокрушимой логикой рассуждения, меня — блестящим примером ведения допроса!
Не знаю даже, как и объяснить ход своих дальнейших мыслей. Собственно, мыслей во множественном числе не было, была одна мысль: никогда больше такой шанс мне не представится. Дурацкая история. Ведь совсем недавно я, кажется, сам себе очень убедительно растолковал и доказал, что незачем мне лезть в это дело. Почему же тогда я наклонился к Витьке и сказал быстрой скороговоркой, что времени у нас мало и чтобы поэтому он слушал меня внимательно, а отвечал быстро? Не знаю…
Байдаков поднял на меня удивленные глаза, его явно поразила происшедшая со мной перемена. Она и меня самого поразила. Я сказал:
— Вот что, милый друг. У меня есть предположение, что тебя элементарно подставили: и деньги тебе подложили, и молоток, и все остальное. Но доказать я пока ничего не могу, понял? Я не знаю, ни кто это сделал, ни зачем. Может быть, все дело в этой твоей квартире, в этих двадцати или скольких там тысячах…
— Тридцать, — севшим голосом вставил Байдаков.
— Тем более, — отреагировал я. — Поэтому быстро отвечай на мои вопросы. Кто тебя свел с этой Скачковой?
Он колебался не более секунды.
— Генка Шкут, адреса у меня нет, только телефон. Я больше ничего расспрашивать не стал, только записал телефон в блокнот.
На какое время вышла Степанида? Сколько у меня минут? Три? Пять?
— Второе. С кем ты пил в тот день?
Витька наморщил лоб и стал перечислять:
— Сашка Пузырь, Валька-хромой, еще Петр Сергеевич такой, он всегда в шляпе. Вроде все…
— А потом?
— Потом — убей Бог, — развел он руками.
— Ладно, — сказал я. — Теперь учти, если ты покажешь Степановой, что я с тобой про это говорил, мне хана. И тебе тогда тоже. Окончательно. Понял?
Байдаков не успел ответить, вошла Степанида. Недолго она отсутствовала! Но мне, кажется, хватило.
— Побеседовали? — спросила она, усаживаясь за свой стол.
— Более или менее, — ответил я уклончиво и, уже поднявшись, сказал, обращаясь к Байдакову: — Значит, подумай, а я тебя еще навещу.
Он то ли головой дернул, то ли кивнул. И до тех пор, пока обитая дерматином дверь не захлопнулась за моей спиной, я ощущал на затылке байдаковский взгляд. Боже правый, что я наделал! Ведь я дал ему надежду!
10
Пельмени стояли насмерть. Спаянные морозом в холодильнике, они ни за что не хотели отлепляться друг от друга. Я искал брешь в их обороне стальным ножом и чуть было не сломал его, так и не добившись результата.
Жрать хотелось ужасно. До слюноотделения. До отчаянной мысли поставить пельмени к стенке и расстрелять их из служебного пистолета. Я принес из хозяйственного шкафчика молоток и стамеску. «Сейчас я их раскромсаю к чертовой матери», — подумал я. Вода в кастрюле уже вовсю кипела. Я ударил раз, другой. Кажется, пошло дело… И тут раздался звонок в дверь.
Чертыхнувшись, я отложил свои орудия и побежал открывать, на ходу отряхивая руки от муки. Передо мной стоял Арсений Федорович Черкизов.
— Не ждали? — Он переложил палку из одной руки в другую и улыбнулся. Разрешите войти?
Первой мыслью, скакнувшей в голову, было заявить, что мои приемные часы на сегодня закончились. Но в следующий миг я понял, что это было бы слабостью, трусостью и глупостью одновременно, а к тому же и полным отсутствием элементарного любопытства. Я посторонился и сказал: