Дрянь (сборник)
Шрифт:
И Лерик выплыл из-за поворота коридора, как большой красавец-теплоход: сверкая линзами затемненных очков над пышными пшеничными усами, в роскошном сером костюме, при вишневом в крапинку галстуке.
— Ба! Какие люди! — воскликнул он и с ходу полез целоваться. От него приятно пахло хорошим мужским одеколоном.
Через полчаса я был в курсе всего. Правда, первые пятнадцать минут пришлось потратить на то, чтобы убедить их в том, что я действительно участковый.
— Погоди, — недоумевал Лерик, — ты же был, кажется, какой-то шишкой на Петровке!
Я терпеливо
— И вообще, — сказал я, — вы, кажется, куда-то собираетесь. Не отложить ли нам вечер воспоминаний до другого раза?
— Ни в коем случае! — торжественно провозгласил Лерик. — Мы идем в гости, а там без нас не умрут. Ни за что тебя не отпущу без рюмки коньяку! Хотя бы символически!
А Лялька уже несла коньячок и звенела уже хрустальными рюмками, и сами собой появились на столе икорка, и лимончик, и крабы в мисочке, и какая-то нежная до прозрачности рыбка на блюде…
— Да-а, — произнес я, оглядывая все это благолепие. — Похоже, все-таки, продовольственная проблема может быть решена в одной отдельно взятой семье. Позвольте осведомиться: уж не японская ли филология поставляет на ваш стол этакие разносолы?
— Порвато и растоптато, — хохотнул Лерик, разливая коньяк. — Видишь ли, японская филология слишком хрупкая и нежная вещь, чтобы кормить такого троглодита, как я. Как сказал поэт: «Вьюнок обвился вкруг бадьи моего колодца. У соседей воды возьму».
Мы выпили.
— Так-так, — сказал я, подцепив на вилку кусок рыбы. — И где же, если не секрет, ты теперь берешь… воду?
— Никаких секретов, — сообщил Лерик. — Мы — дети времени. Я, например, цивилизованный кооператор.
— Если ты Цивилизованный, не хватай рыбу руками, — встряла Лялька.
— Па-ардон, — сказал Лерик, облизывая кончики пальцев.
— И чем конкретно ты промышляешь? — поинтересовался я.
— Широкий профиль, — объявил он. — Комиссионная торговля, посреднические операции, общепит… ну, много чего еще.
— Так это, стало быть, не Полеву Маргариту Александровну, а тебя обнесли этой зимой?
— Меня, — беспечно махнул рукой Лерик. — Нажито махом — прожито прахом.
— А что забрали?
— Шубу Лялькину, кое-какие цацки, но не все, главное в тайнике лежало, не нашли. Видео, конечно, кассет штук пятьдесят — все, что было…
— Шубу жалко, — вздохнула Лялька.
— Купили ж тебе новую! — удивился Лерик.
— Старая лучше была! — капризно заявила она.
— Прорва какая-то, а не баба, — пожаловался мне Лерик со смехом. — Только не спрашивай меня, кто знал про то, что мы на два дня сматываемся в Домбай. Твои дружки меня этим вопросом замучили. Да сто человек знали!
Он налил еще по одной. И вдруг замер с бутылкой в руке:
— Слу-ушай, а может, мне тебя к нам на работу взять?
— В каком качестве? — полюбопытствовал я.
— Да все в том же! Нам охрана нужна — во как! Лезет, понимаешь, всякая шпана. Да и не шпана тоже… — Он помрачнел и взглянул на часы. — Это дело надо обмозговать. Все. Нам пора. Ляля, ты готова?
На улицу мы вышли все вместе. Лялька, кинув в мою сторону быстрый взгляд, уселась за руль серой как сумерки «волги», Лерик, пыхтя, втиснул свое грузное тело на переднее сиденье. Я сделал им ручкой. Они в ответ обдали меня облаком выхлопных газов. Я повернулся и пошел домой. Дела на сегодня закончены. Какие, однако, дистанции, размышлял я, лежат иногда между прошлым и настоящим. Неужели это Лялька и Лерик? Неужели это я?
Ну, так или иначе, а у меня появляется шанс поближе познакомиться кое с кем их тех, кто на валиулинской схемке обозначен безликими кружочками и квадратиками. И моя работа — в том, чтобы этот шанс не упустить.
8
— К тебе посетитель, — сказал мне дежурный капитан Теплушко, когда следующим утром я входил в отделение. — Там, возле кабинета.
В коридоре было полутемно, я разглядел только, что на стуле в распахнутом пальто сидит, сгорбившись, немолодой человек, сидит, опершись двумя руками на палку, устроенную между колен.
— Здравствуйте, — сказал я, гремя ключами. — Сейчас, минуточку. — Отпер дверь и пригласил: — Проходите, пожалуйста.
Он шагнул из полутьмы на свет, и я обмер: передо мной стоял покойник Черкизов из сорок четвертой квартиры.
Видимо, чувства мои были хорошо видны на моем лице, потому что визитер грустно усмехнулся и сказал:
— Не волнуйтесь, я всего лишь его брат… Черкизов Арсений Федорович.
Я перевел дух и предложил гостю присесть, но тот остался стоять, опираясь на палку.
— Видите ли, — сказал он, — у меня, собственно, предложение сходить вместе в квартиру брата. Быть может, я бы подсказал вам, что из вещей пропало… Кроме меня, у него других близких людей не было.
Вспомнив валиулинскую информацию о покойном Черкизове, я задумался над предложением Черкизова-живого. Черт его знает, что за человек. Хорошо бы взять с собой Дыскина, но его как на грех нет. Ладно, решил я, обойдусь на крайний случай Панькиным.
Тут же, набрав панькинский телефон, я с ним договорился, что мы будем через десять минут, попросил захватить ключи от сорок четвертой. И мы двинулись. Черкизов-второй всю дорогу молчал, только возле самого дома подал голос:
— Дверь пришлось ломать?
Я объяснил, как было дело. Он понимающе кивнул.
Панькин, ждавший нас внизу, хоть я и предупредил его заранее, тоже вздрогнул при взгляде на Арсения Федоровича и пробормотал:
— Ну и ну…
Когда, сорвав печати, мы вошли в квартиру, Черкизов на секунду замер в прихожей, словно не зная, куда идти сперва. Потом мельком заглянул в гостиную и, стуча палкой, прошел в спальню. Мы следовали за ним по пятам.
Остановившись на пороге, он сразу увидел снятую со стены и прислоненную к кровати картину и распахнутый настежь сейф. Сбоку я следил за его лицом. Он смотрел молча, только подбородок его чуть-чуть подрагивал. Но когда он заговорил, голос у него был ровный.