Дрянь (сборник)
Шрифт:
Потом я увидел рядом зеленый фургон Старикова. Потом (вероятно, я увидел все это одним махом, но называю в том порядке, в каком доходило до моего сознания) на фоне тускнеющего неба громаду грузовика, нелепо перегородившего улочку. Десятка полтора неясных в сумерках, да и со страху, серых фигур. Еще несколько машин, кажется «Волг», сгрудившихся в боковом проходе между домами. И наконец, будучи опущен на землю, я увидел перед собой светлый лик старшего оперуполномоченного Московского уголовного розыска капитана милиции Николая Сухова.
Я
— Так, — сказал он, и я понял, что Сухов поражен, пожалуй, не меньше моего.
Из темноты выдвинулся вперед некто высокий, адресуясь к которому Сухов произнес почтительно:
— Это из газеты… Тот самый, я вам докладывал…
Я почувствовал, что меня больше не держат. Высокий подошел ближе, спросил сурово:
— Как вы здесь оказались?
Руки у меня маленько тряслись, губы дрожали, и говорил я сбивчиво, но слушатели были понятливы. И когда грузовик, грозно взревев, стал разворачиваться и обдал нас светом фар, я заметил, что Сухов и его высокий начальник улыбаются. И я вдруг понял ясно, что это они не надо мной. Что люди только что сделали трудное, важное да и небезопасное дело. И что я им рассказываю про то, как со мной тоже обошлось все благополучно: не они стоят в молчании вокруг моего трупа, а я стою перед ними живой-здоровый, разве только напуганный, и говорю без умолку. Что на их лицах просто-напросто улыбка облегчения.
Одна за другой «Волги» начали выезжать на дорогу. Сухов вопросительно глянул на высокого, тот кивнул.
— Дуй в свою редакцию, завтра позвони, — расшифровал этот кивок Сухов, и оба растворились.
Я бегом бросился обратно к своей машине, но, когда через минуту выехал за поворот, не увидел на прежнем месте ни грузовика, ни черных «Волг», пропали и оба «жигуленка». Сгинули как наваждение, будто не было их никогда.
Из ближайшего автомата я позвонил Завражному и сказал, что материал надо вынимать из номера.
— Зарезал, — выдохнул он. — Ты понимаешь, что ты делаешь?
— Понимаю, — ответил я. — Очень хорошо понимаю.
— Убить тебя мало, — сказал он с чувством и, по-моему, обиделся, услышав, что я засмеялся.
Когда я поднялся к нам на этаж, в комнате дежурной бригады творилось черт знает что. В десятом часу переверстывать вторую полосу — это чепе, да еще какое! Замответсека отказывался даже смотреть в мою сторону. Что делается сейчас в наборном цехе, мне даже не хотелось думать.
Впрочем, теперь уже от меня ничего не зависело. Все неприятности обрушатся на мою бедную голову завтра. Но одно свое подозрение я хотел проверить сегодня, немедленно.
Я зашел в пустой сейчас кабинет Феликса, сел к телефону и набрал номер.
— Алло, — произнесли на том конце провода.
— Можно попросить Максимова, — сказал я, изменив голос.
— Отсутствует, — ответили мне, и по тону я понял, что трубка сейчас будет положена.
— Минуточку! — крикнул я сиплым басом. — А не знаете, где он сейчас? Это его товарищ, он мне позарез нужен.
— Всем позарез нужен Максимов, — проворчал мой собеседник. — Болтается по городу. Не знаю я, где его искать. Часа три назад поехал куда-то в Крылатское, что ли. Скоро, поди, должен появиться, его тут тоже ждут не дождутся.
В трубке послышалось хихиканье, и я, не попрощавшись, положил ее. По крайней мере, одной загадкой стало меньше. Ибо по дороге в редакцию я методом простого исключения вычислил, что только один человек мог одновременно знать и про Феликса, и про Дом журналиста, и про Крылатское мой сосед по кабинету.
Я толкнул дверь и остановился на пороге. Протасов сидел за своим столом.
— Ну, навел ты шороху, Игорек, — сказал он с ухмылкой. — Потащат тебя завтра на цугундер.
Я молча смотрел на него, с удивлением ощущая, что злость моя куда-то уходит. Что ей на смену приходит что-то вроде гадливости. Я знал Протасова много лет, и мне было нелегко в одну минуту перестроиться в отношении к нему. Поэтому я постарался сдержаться.
— Валя, — сказал я мягко, может быть, даже чересчур, — ты всегда рассказываешь всем, кто мне звонит, где меня найти и чем я занимаюсь?
— А что случилось? — спросил он.
— Ответь, пожалуйста, на мой вопрос.
Он пожал плечами:
— Если очень просят — рассказываю, конечно. Случилось что-нибудь?
— Случилось, — сказал я, присаживаясь на стол напротив него. Случилось, что меня за последнее время раза три могли убить или искалечить — и все с твоей помощью.
Его глаза тревожно забегали.
— Игорек, — сказал он обиженное — откуда ж я мог знать? Ты ж меня предупредил, я ж как рыба… А то звонят тебе целый день — всем вынь да положь Максимова…
Я внимательно следил за его лицом. Придуривается или действительно все так и есть? Но ведь когда-то он работал так же, как я, неужели все забыл? Неужели может человек вот так перемениться, чтобы все забыть? Он глядел на меня, по-детски надувая губы, как бы говоря: «Зачем зря обижаете?!»
Похоже, не придуривается, решил я наконец. И тогда не осталось даже гадливости. Так, одна пустота.
— Знаешь, Валя, — сказал я, пересаживаясь за стол, к телефону. — Я тут много думал… История все-таки не абстрактная наука. Как бы тебе этого ни хотелось. Выйди из комнаты, мне позвонить надо.
Он поднялся с видом оскорбленного достоинства:
— Ну, знаешь, Игорь…
— И мой тебе совет, — сказал я ему в спину, когда он уже взялся за ручку двери. — Уходи из газеты. Пока не поздно. Мне действительно надо было позвонить. У меня появилось твердое ощущение, что сегодня вечер ответов на вопросы и что он еще не кончился.
— Здравствуйте, Таня, — сказал я. — Меня зовут Игорь Максимов. Я… одноклассник Андрея.
Другим словом в разговоре с ней я назвать себя не рискнул.