Дрянной декан
Шрифт:
17.2 Белые розы
После пары Ромка сделал еще одну попытку подобраться ко мне, чтобы поговорить наедине, но я безжалостно отвергла и ее.
– Что случилось? – приподняла брови Гарденина. Я вкратце пересказала ей события на вечеринке Федоровой.
– Ну, это же Верстовский, – пожала плечами подруга. – Богат, красив и в меру скот.
В общем, Юля не сильно впечатлилась нашим расставанием, даже толком не посочувствовала. Сделала вид, будто это нечто само собой разумеющееся. Типа, умным людям
– Кстати, я тебе говорила, что Эдуардович теперь ведет у нас "зарубежку" на постоянной основе?
– Серьезно? – подруга пришла в крайнюю степень возбуждения. – Это же просто чудесно! Но что, если... – Юля замолчала и подняла на меня свои огромные распахнутые глаза: в них бушевал настоящий смерч из чувств: счастья, ожидания и обеспокоенности. – Вдруг все догадаются?
– О чем? – мне тоже стало не по себе.
– Ну, о нас с деканом... – теперь она вдобавок еще и покраснела. – Ты видела, как она меня сегодня посмотрел, когда я опоздала? А на балу?.. "Гарденина, отличница наша" – и чуть не сожрал глазами мои ноги. Думала, со стыда помру.
Я устало потерла виски и покачала головой. Происходящее все больше и больше походило на трагикомедию.
– Между вами ничего нет, Юля!
– Ну, когда-то же будет...
– Почему ты так в этом уверена? Рома, к слову, считает, что декана женщины вообще не интересуют, – мой голос предательски дрогнул, когда я это произносила. Так как отныне знала, что это не совсем правда.
То есть, совсем не правда. Женщины декана интересовали, но лишь как объекты для удовлетворения низменных потребностей. Но Юльке я сказать об этом не могла.
– Твой Ромка – дурак. Видит лишь то, что хочет видеть, – она запнулась. – Он мне нравится, Рит. Кажется, я... влюбилась.
Она выжидающе посмотрела на меня, ожидая вердикта. Мы обе замерли. Мимо проходили студенты, падали учебники, хлопали двери, что-то недовольно кричали преподаватели. Мгновение пролетало за мгновением, ничего не менялось: мы сидели и растерянно смотрели друг на друга. Над нами нависло облако тайны и неопределенности – свинцовое, с рваными краями и сверкающими глубоко внутри молниями. Гарденина думала о своем будущем, которое ей сулили чувства к Верстовскому.
Я – об ужасной тайне, которая нависла над нашей дружбой и которая неминуемо усложнит наши отношения, если Юля не одумается как можно скорее. Может, рассказать ей о том, что произошло в субботу? Но поверит ли она? Я бы не поверила, уж слишком безумно все это выглядело со стороны. Тогда придется объяснять, как все было на самом деле, и что по телефону я в ту злополучную ночь говорила не с Ромой, а с его папашей... И оправдываться, почему я так долго скрывала это от нее.
– Но зачем? – только и смогла выдавить
Гарденина печально пожала плечами.
– Он самый потрясающий мужчина из тех, что мне встречались.
– Ты что, “а” перечитала? – я уставилась на подругу изумленными глазами. – Да ничего в нем особенного нет. Обычный сорокалетний мужик!
– Неправда! – возмутилась она и отодвинулась на другой конец подоконника. – Вениамин – декан!
– Ладно. Обычный сорокалетний декан!
– К тому же, его род берет начало в 17-м веке, он, можно сказать, потомственный дворянин! И живет в исторической усадьбе!
– Это не так, Ромка над тобой прикалывался! Дом современный, просто стилизован под старый!
– А в юности Верстовский разъезжал на Харлее! – выдала еще один аргумент подруга.
– Даже если и так, это было СТО ЛЕТ НАЗАД! – мне хотелось взять ее за плечи и встряхнуть.
– Это не важно, – помотала головой Гарденина, и понурила плечи. – Прошлое не умирает, просто забывается. Эх, не вовремя вы с Ромкой расстались! Я уж думала попросить тебя помочь мне сблизиться с Вениамином...
– Каким образом?!
– Не знаю... Но ты явно чаще меня общалась с ним в неформальной обстановке. Хотя, теперь это все в прошлом.
Юля грустно вздохнула и прижалась щекой к окну, за которым зарядил ледяной ноябрьский дождь. Ливень хлестал прямо в стекло и стекал по нему ручьями, отчего пейзаж университетского двора стал казаться расплывчатым и нереальным.
Она выглядела такой грустной, что мне даже стало ее чуточку жаль (стало бы сильнее, если бы речь шла не про декана, с которым у меня и правда достаточно тесное в неформальной обстановке общение, но не того формата, которого бы хотелось). Я сочувственно потрепала ее по затылку и снова приняла решение сделать вид, что между мной и Верстовским-старшим ничего не было, в надежде, что это "ничего" утрясется само собой.
"Сделать вид, что ничего не было" – проще сказать, чем сделать. Особенно, когда другие участники этой заварушки такого вида делать не собирались. Ближе к вечеру, когда я уже была дома и пыталась родить из себя подобие шекспировской пьесы, в дверь квартиры позвонили. Спустя несколько минут в зал вошел загадочный папа с большим букетом белых роз.
– Марго, курьер доставил тебе этот удивительный и... неожиданный дар, – он вопросительно поднял брови из-под очков, ожидая от меня объяснений.
Я не сразу нашлась, что ответить, потому что сидела с открытым ртом и лихорадочно пыталась вспомнить, присутствовали ли в "Юпитере" белоснежные розы. Не вспомнила – тогда, в кафе, внимание было занято чем угодно, но только не цветами. Зато на ум пришел другой эпизод: как в другом кафе, на встрече со всей семьей Верстовских, декан кайфовал от песни "Белые розы". Небось, представлял, как будет усыпать чье-то ложе лепестками цвета первого снега...
Фу, какая гадость! Я сжала кулаки. Перед глазами встала пелена.