DUализмус. Трава тысячелистника
Шрифт:
Тьфу! Что за неумные сентиментальности!
По коммунистической идеологии верить в Бога по-настоящему не следовало.
Кирьян Егорович Полутуземский, не имея высокого чина, не подвергся модному, но легкомысленному и клоунскому подкрашиванию «богом» своей внутренней сущности. Он отчаянно пытался отстаивать призрачную доброту человечества, настоенную на материализме. Но, по сути не веря ни в то, ни в другое, – и раз уж процесс старения неотвратим, а лекарства для продления жизни ещё не сочинили, – мечтал о быстрой и безболезненной,
С похоронами в виде танцулек. С рассказами о смешно прожитой жизни известного в Угадае мозгокрута и сердцееда. Можно поехать в Чечню, и пусть бы его там небольно, но героически с приклеиванием посмертно полковничьих погон застрелили.
Хорохорящийся немолодой петушок Кирьян, частенько говаривал друзьям и подружкам: «Я в ящик не собираюсь, не торопите. Самое интересное только начинается».
И это было приятно утешающей правдой.
Отвлечёмся от происходящего за столом.
Немолодое тело Кирьяна Егоровича – сразу после развода, на зависть врагов и друзей, – вдруг стало пользоваться небывалым спросом.
Иными словами, он преуспел в любви. Одинаково равно с молоденькими девушками и с женщинами—бальзаковками. С женщинами неопределённого возраста, или пограничного с уголовной наказуемостью. С женщинами-нимфетками. С женщинами со странного рода занятиями и вообще без занятий – с лежальщицами на диванах. С прожигальщицами диванов сигаретами и трубочным пеплом. С даровыми и с платными. С любящими и не очень. С жаждущими и по инерции. С просто отмечающимися в разнообразных Кирьяновых постелях – а он тут выдумщик. На полу, в туалетах и на песчаных пляжах, в самолётах и отстойниках, то снизу, то сверху, то без свидетелей, то с оными.
Он, как бы нечаянно и бессознательно мстил за свои поруганные женатые годы, когда сознательно и верно блюл чистоту собственного нрава, а также честь семьи и детей.
Количество заработанных порицаний в эти самые годы – от своих в разной степени изменяющих жёнам товарищей с собутыльниками – не поддаётся подсчёту.
Только поэтому после развода Кирьян сразу же ринулся жить на полную и освобождённую сексуальную мощь.
Как-то дядьке Кирьяну пришла потрясающая мысль. Оказывается, он попользовал на своём веку аж четыре поколения женского полу.
Он был готов пойти на пятое.
Эта здравая приключенческая мысль не мешала ему, однако, между делом подумывать: как бы и где накопить столько денежек, чтобы быть ко всему готовым, и чтобы не напрягать детей и близких в свой час икс.
Не выходило никак такого запаса. Все запасы растворялись в кутежах и организации совращений.
При нехватке денег у Кирьяна Егоровича девушки почему-то упорно не соблазнялись.
А с деньгами: «Пожалуйста, Кирьян Егорович! Во сколько встречаемся, Кирьян Егорович? Сегодня в Золотое Корыто или в Молвушку?
Что за термин такой «альтруизм»?
Оставили на столе коньяк и вынесли из подоконного холодильника вместо кончившейся свежей прошлогоднюю водку. Так медленно тут пьют.
– Женя никогда не верила в Бога. – Это про усопшую.
– Как же! Она крещёная!
– Когда же это случилось? – Кирьян даже в этой ситуации злокозненно жаждал правды и только правды.
Правду тут же, на ходу, придумали в двух вариантах.
Вроде бы в детстве бабушка незаметно сводила малышку Женю в церковь. Другой вариант, что Женя, будучи уже взрослой женщиной, где-то вопреки всем покрестилась.
Как будто это кто-то и где-то мог видеть: Евгения после институтского замужества тут же ринулась вместе с мужем по местам его военной карьеры.
Как главное доказательство от кого-то прозвучало:
– Когда я узнала, что Женя «ушла», я тут же поставила в церкви свечку. А Бог подал знак: тут же прошелестел… ветерком… и покачнул пламя. Бог дал понять, что принял её душу!
И снова повесть о несчастной, щекотящей всех скатерти.
Каждая из вновь приходящих особей женского пола из уважения к хозяйке и искреннего желания помочь делала добросовестную попытку перевернуть скатерть на девяносто градусов.
Маба по-доброму соглашалась: давайте-давайте, а вдруг получится!
По осознании очевидной безуспешности скатерть вновь возвращалась в исходное положение.
Кирьян Егорович злорадствовал, но не вмешивался. Ну, нонсенс же! Ну что ж за бабы такие непоседливые да вредные! Всё им не так.
При этом, то, что было на столе, временно передислоцировалось на верхнюю панель и крышку клавиатуры замечательного и редкого концертного фортепианино фирмы «August Foster».
Инструмент куплен в шестидесятых годах по какой-то крутой очереди, в которую вставляли только самых лучших работников Угадая. Следовательно, семья в целом также была образцовой.
Сей музыкальный инструмент прошёлся всей тяжестью по всем отпрыскам рода Мабы Веры.
Тут варианты.
Инструмент либо действительно принёс пользу в виде музыкального образования для избранных; либо, дав некоторые навыки, навёл ужас и музыкальную порчу на остальных.
Причина: многолетнее использование в качестве музыкальной экзекуторши учительницы двухметрового роста, обладающей голосом, едва вписывающимся в четыре октавы.
Кирюша едва смог отбрехаться от музыки.
Освоив простецких Бетховенов, Бахов и Генделей, он понял, что не способен ни на что большее.
Хорошую службу тут сослужил Клод Дебюсси. Будто специально для Кирюши он сочинил испытательное и красивейшее, импрессионистическое, но явно не детское произведение.
«Облака»! Отца ж его в зад!
Дебюсси засунул в кучерявое своё детище сложнейшие пассажи. С роем шестнадцатых и тридцатидвушных трелей.
Выводить их своими маленькими и длинными пальчиками без остановки у Кирюши не хватало ни физических сил, ни размаха рук. Не было и терпения.
Тем не менее, рассыпчатые, серебристые, очаровательные трели до чрезвычайности поразили маленького Кирюшу. В самое сердце. И не могли не затронуть души.