DUализмус. Трава тысячелистника
Шрифт:
Происходящее в мониторе для Никитки было гораздо важнее нового продукта под названием «котлеты», количество которых в общем сосуде он мгновенно оценил.
По его расчёту котлет должно было хватить на всех, и ещё остаться ему на завтра.
На этот котлетно—компьютерный казус собравшиеся отреагировали, в общем, положительно: грустные поминки как бы полурастворились в весёлых котлетных берегах. А в русло разговорчиков потекли хоть и не сладкие, но зато уж и не солёные Ессентуки.
Соответствующие слова, относительная тишина,
Паузы. Кому-то капли коньяка, выцеживаемые на донышки рюмок, чисто для церемонии. А для дяди Кирьяна – нелюбимая им водка.
Любка, в пику брату, на неожиданное появление в рационе котлет прореагировала вполне адекватно и тактично (конечно, Любочка, конечно можно, кушай, пожалуйста).
Она только что скушала добавку и смотрела по сторонам, не зная, чем бы этаким заняться.
Пауза. Распрощался очередной соболезнующий. Оголилось несколько стульев.
Иваша отошёл для военной помощи Никитке.
Александра:
– Кирюша, а Женя, когда мы с ней прощались, сказала, что ты должен носить маме каждую неделю морковку и капусту. Очень полезный свежий сок из них.
Про сок из морковки Кирюша знал, а вот про сок из капусты ничего не слышал. Вообще! Если капуста состоит из клетчатки и воды, то ещё вкуснее сок можно делать из водопровода! Но может быть Кирьян Егорович не силён в биологии и в ноу—хау быстро прогрессирующего Пищепрома? Может в капусте открыли полезную целлюлозу и пресный витамин? Ни Кирюша, ни даже Кирьян Егорович не были в этом сильны.
Поэтому он промолчал.
А также, хоть это и кощунственно, честно не запомнил тот момент, когда Женя упомянула капусту с морковкой в пользу мамы.
Но, спорить и искать правду не стал. Раз сказала – значит это правильно, значит так и надо.
Авторитет его ушедшей навседа сестры был непререкаемым. Чуть-чуть менее пререкаемый, чем авторитет и последнее слово в любом споре самой Мабы Веры. Даже если бы это слово переворачивало все постулаты естествознания, логики и обыкновенной жизни.
Нежадный и даже частенько альтруистски добрый по жизни Кирьян, вдруг предательски подумал, что сам-то он сок из морковки не пил лет двадцать.
А, если говорить о капусте, то капусту употреблял, и довольно часто. Но только в прежние годы: в институтских столовых и в армии. В виде бигуса. В целях набить прожорливый желудок. А никак не для поправки здоровья подозрительно теоретическими витаминами.
Возрастом уже под шестьдесят, Кирьян давненько носит гордое звание холостяка. Отлучённый от настоящей домашней кухни после развода, он капусту употребляет в год раз пять – по настроению. И преимущественно в сыром виде: сначала отламывая хрустящие листья. Через неделю – вялые. Через месяц добирается до кочерыжки.
И тут начиналась смертельная бойня. Несмотря на ежегодно редеющий строй солдат – тех, щербатых, что во рту – дядя Кирьян, тем не менее, кочерыжку героически побеждал. Воевать надо не числом, а уменьем. Кирьян Егорыч воевал только левым флангом. Правый фланг лежал в лазарете и изредка щёлкал семечки. Каждая семечка представляет для правого фланга приличный риск.
Кочана капусты хватало на месяц-два. К гибнущим запчастям капусты Кирьян Егорыч испытывал настоящую жалость: он складывал в мусор только совсем уж заплесневевшие лохмотья.
Заметили вдруг паучка на стене.
Лучше, если бы слишком честный дядя Кирьян его не видел, или бы промолчал.
И начался спектакль! Кто ж там режиссёр, мать его!
Поднимается занавес.
Кто-то истошно взвизгивает.
Это Любаша, словно заправская актриса всплёскивает ручками и закатывает глазки.
Как у испуганной нимфы натурально трепещет тельце. Если у нимфы есть хвостик, то дрожит и хвостик. Но в джинсах хвостика не видно.
Она сквозь пальцы ещё раз смотрит на стенку. Там паучок без всякого стеснения медленно, будто наматывая на ворот шахтовую паутину, и, вертя ножками туда-сюда как штурвалом, вздымается к потолку.
Плевать ему на множество зрительских глаз.
– А—а—а!!! Поймайте его!!!
Бабушка королевой приподнимается со скрипучего трона-стула, игнорируя прописанные ей ходунки. После сокрушительных падений на скользком снегу даже грозным королевам обычно прописывают детские ходунки. С колёсами сзади и козлячьими копытцами спереди. Ходунки сейчас стоят за троном в бездействии.
Держась за окружающие предметы, в том числе и за неподвижного как статуя Ивашу, Маба Вера начинает маятниковое движение вдоль стены: от стола к дивану.
Похоже, она чувствует себя героем, который единственный из всех прочих хвастунов может спасти государство.
Она подбирается к дивану, будто собираясь взлететь на него, и там уже, на высоте, как следует покарать насекомого.
Александра: «Мама, ты бы ещё на потолок полезла!»
Добрый-добрый дядя Кирьян: «Любаша, это обычный паучок. Не надо его трогать. Он письмо несёт».
Любаша: «Какое ещё письмо?»
Маба Вера: «И точно. Это хороший паучок».
И ещё более уверенно, передёрнувшись от догадки: «Это от бога письмо». И перебирается назад.
Любаша: «Бог не пишет писем. А паучок не кусается?»
Кирьян Егорыч неспеша глотнул коньячку.
Навёл дальномеры на резкость и внимательно присмотрелся.
– На косиножку не похож. Крупноват, но не мохнат. Значит, может быть, не ядовит. Крупноват, но не настолько, чтобы уж совсем. Так, щипнёт чуть-чуть. По-детски. Поцелует типа.
Слабоватые познания у Кирьяна Егоровича в насекомоведении. Надо бы в Интернете посмотреть – кто таков. Вдруг всё-таки кусается?
– Если приврал один раз, – думает Кирьян Егорович, – то надо клепать дальше.