DUализмус. Трава тысячелистника
Шрифт:
Молчит поросль, пережёвывая умные взрослые слова.
Паучок сдался. Он не стал переползать горячую трубу, а прошмыгнул под ней и, достигнув черты безопасности, быстренько спрятался под сервантом. Скрылся с глаз.
Тут же исчез людской интерес. Гроздь рассыпалась, и виноградины рассосались кто куда.
Вспомнили, что Иваша обещал дочинить кулер.
– Да—да, конечно, я всё принёс. Ща, сделаем.
Действие теперь происходит в знаменитой детской комнате с Эркером, совсем
В эркере по прошествии десятков лет теперь располагается мини-оранжерея погибших от недополива растений, преимущественно южно—американского происхождения, похороненных в горшках, засунутых в кружевные, вязаные Мабой Верой мешочки-сетки, и подвешаные на стены. Из всех кактусов, расставленных по квартире, вышел бы славный бочонок текилы-сауссес.
Детская комната знаменита тем, что в ней долгое время поживал совсем юный Кирюня, любивший использовать эркер как наблюдательный пункт. Сначала он считал и отбирал в свой гараж проезжающие автомобили.
А позже – вслед за сногсшибательным осознанием своей половозрелости – наблюдал за девочками в просвечивающих платьицах. И за тётеньками с шикарными, особенно в условиях верхней проекции, грудями.
Потом Кирюша поживал там с первой супругой. Супруга обожала делать наивному мужу рога (пока он находился в институтской отлучке-доучке).
В той же комнате с эркером ему как-то удалось спасти от покалечения свою первую, в совсем младенческом возрасте дочь, непостижимым образом выпавшую из коляски. Живая, видимо, получилась у Кирюни первая девочка. Правда, как показала история, вовсе не от него.
В ту ночь Кирюша, увлёкшись атакой на стратегические возвышенности супруги, тем не менее, боковым взором успел заметить грядущее несчастье. И – в чём мать родила – вымахнул из постели. Чудо природы было подхвачено у самого пола. Вот это сила отцовых чувств, превращающая простого человека в ловкую обезъяну. Нет, неправильно сказал: лучше в тигра.
Ещё раз повзрослев, дядя Киря снова поживал в эркере. Теперь уже со второй женой и снова со совсем маленькой дочкой, больше похожей не на живую девочку, а на куколку Красную Шапочку, невероятным чудом прописавшуюся в грустной человеческой жизни.
Прочный, полудиректорского вида стол, возрастом много старше Красной Шапочки, помещался в эркере. Использовался он для разнообразных и любопытных целей. Там происходили несчётные войны пластилиновых человечков. На нём писались школьные сочинения и «пластилиновые» летописи.
Тушью, акварелью, гуашью рисовались замечательные картинки, и писались письма для первых реальных возлюбленных.
Александре, тогда просто Сашке, из общей ёмкости стола были выделены две внутренние полки. Полки предназначались для хранения её таинственных бумажек и фантиков. Они, как банковский сейф, защищались дверцей с ключом. Местонахождение ключа представляло собой важную военную тайну.
Оффшорная Сашкина зона являла собой предмет тайной зависти старшего брата и сестры. Частенько ломались головы по поводу необходимости вскрытия сейфа и наведения там цензуры. С описью, и, может быть, с изъятием содержащегося там как материально важного, так и кляузного добра.
Пробежало по небу много лун. Теперь указанный исторический стол используется для постановки на нем семейного, или, точнее сказать, приватизированного Никиткой огромного компьютера не самого последнего поколения, состоящего из четырёх комплектных предметов. Больше на столе ничего не помещается. Даже локти Никитки по этой причине висят в воздухе.
Родная комната с эркером без участия в его истории дяди Кирьяна постепенно превратилась в кунсткамеру ненужных вещей.
Во время уборки квартиры на эту, последнюю в списке комнату, не оставалось сил. Попросту говоря, сюда заметался мусор из остальных комнат. Тут складывались дощечки, плинтусы, гвозди, банки с застывшими красками, а также те прочие мелочи и крупности, которые всегда остаются после ремонтов.
Если бы Маба Вера смогла в одиночку перевезти сюда старую заржавевшую, но невыброшенную ванну, то, значит, данная комната была бы с удобной дополнительной ёмкостью для новой партии мусора, шмоток и состарившихся предметов обихода.
Сюда же перекочёвывали малогабаритные двух— и трёхколёсные велосипеды, видавшие виды – то есть пережившие пару поколений. Здесь же лыжи – немодные, старые, с кожаными креплениями и зубчатыми подошвами, полностью вышедшие из употребления. Хранятся они по семейной традиции (всё это святое) и по святой инерции (это традиционно наживное).
В центре композиции – привезённые из—за границы лет тридцать назад полуразобранные детские коляски. Эти ёмкости наполнены бумажным и тряпичным хламом. Сверху всё придавлено чёрным кожаным чемоданом времён Тутанхамона.
Раскрой этот чемодан и – о, боже, о египетский Свет, Солнце Легиона, Сердце Айвенго! Что это там блистает на дне?
А взирают оттуда на вас истлевшие и слепленные вареньем, силикатным клеем, лыжной мазью, посыпанные нафталином, битым ёлочным стеклом, новогодние и карнавальные, венецианские и спектакльные детские маски, картонные латы с позолотой, страшный и настоящий волчий хвост из настоящей тайги, привезённый родственниками из города Ёкска.
Там в тесноте, да не в обиде, живёт добрейшая «Пушиська» – когда-то умелая, нежнейшая сметалка-веник, счищающая остатки резинкиного труда с маминых чертежей, а позже – незаменимый и знаменитый Ивашкин хвостик на заячьем Новом Году в младшей группе детского сада. Пушиська – почти что живой персонаж, требующий отдельного мелодраматического или сказочного времени. Пропустим его поэтому.
Ещё там настоящая, моднючая в своё время, чуть ли не свадебная фетровая шляпа деда и папы Егора, обшитая фиолетовым плюшем. Там туфельки Золушки. Там рассыпавшиеся от времени в прах, сплюснутые ножны, там треснутая и держащаяся в некоторой целостности за счёт сердцевинного кружка граммофонная пластинка «Рио—Рита», там «Марк Бернес» и «Битлз на костях». Там фирменный конверт от польской группы «Скальды» с изображением артистов, сидящих в консервной банке. И – о, счастье и о, ужас, – с настоящим «Пинк-Флойдом» внутри упомянутого конверта, как факт жульничества продавцов или память о магазинной ошибке.