Дуб и кролик
Шрифт:
Горбах (д-ру Церлебеку). Такой чудесный день!
Д-р Церлебек (Шмидту). Вы помните эти прекрасные строки: «Я хочу, чтобы наступила ночь или пришли пруссаки»?
Шмидт. «И пришли пруссаки».
Д-р Церлебек. Для нас было бы достаточно одного — эсэсовцев или ночи, и мы были бы спасены. Будьте здоровы!
Горбах. Хайль Гитлер!
Доктор Церлебек и Потц уезжают.
(Подходя снова к Шмидту.) Упрямый парень этот Потц.
Алоис. Если все скоро начнется, господин крейслейтер, разрешите мне быстренько сбегать в город. Вам известно, по какому делу.
Горбах. Смывайся, старина! И смотри не попади французам в лапы, а то они еще примут тебя за парламентера из-за твоей дурацкой шапки!
Алоис. Слушаюсь, господин крейслейтер!
Горбах. И возьми с собой эту бабу. Нам не нужны женщины на командном пункте.
Алоис. Слушаюсь, господин крейслейтер. (Марии.) Пошли, ты, полячка! (Уходит с Марией, захватив по дороге свой рюкзак.)
Горбах. Итак, господин школьный советник, посмотрим, что вы там хорошенького нарисовали. Еще раз тщательно проверим план боя.
Шмидт. Поскольку природа, а также соотношение наших сил с силами противника создают ситуацию, точно соответствующую условиям, в которых происходила битва при Фермопилах, я буду говорить о битве при Фермопилах.
Ценкер (с наблюдательного пункта). Господин крейслейтер!
Горбах. Не вмешивайся в разговор. Помолчи.
Шмидт. Персы...
Ценкер (взволнованно). Французы...
Горбах. Что ты сказал?
Шмидт. Персы приближаются со стороны... (Запинается.)
Горбах (с биноклем, всматриваясь вдаль). Ерунда... Никакие это не французы. (Ценкеру.) Изволь лучше смотреть, а потом уже докладывай. (Возвращаясь к прерванному занятию.) Простите, пожалуйста, господин школьный советник.
Шмидт. Персы приближаются...
Горбах. Вы имеете в виду французов.
Шмидт. Я имею в виду, образно говоря, персов...
Горбах. Прекрасно, но при этом вы имеете в виду французов?
Шмидт. Я имею в виду персов...
Горбах. Господин советник, но речь идет о сегодняшнем дне.
Шмидт, О Фермопилах, господин крейслейтер!
Горбах. Да, постольку, поскольку у нас ситуация, как при Фермопилах...
Шмидт. Постольку меня касается и сегодняшний день...
Горбах. Именно это я имею в виду.
Шмидт. Итак, персы приближаются со стороны...
Ценкер (с наблюдательного пункта). Французы!
Горбах. Не болтай чепуху, парень.
Ценкер. Нет, правда, вон там, там французы!
Шмидт (нервно). Персы!
Ценкер (громче). Французы!
Горбах (снова смотрит вниз). Железнодорожники! (Успокоившись, продолжает разговор.) Железнодорожники.
Шмидт (как будто его мнение только что подтвердилось). Персы приближаются со стороны Фессалии...
5. Первый рецидив Алоиса.
После капитуляции Брецгенбурга. На командном пункте Дубовой горы все еще находятся Горбах, Шмидт, Потц, доктор Церлебек и телефонист Машник. Потц не выпускает из рук пистолета. Он в бешенстве вышагивает взад и вперед по поляне. Доктор Церлебек хотя и сидит, но курит очень нервно. Мрачный, погруженный в свои мысли Горбах сидит на траве. Он с тревогой наблюдает за Потцем.
Потц (внезапно остановившись перед Горбахом). А кто же, если не вы, провалил все дело? Что его, зря, невинного, засадили в концлагерь? Разве можно было такого субъекта отпускать на все четыре стороны? (Снова начинает ходить.) В такой момент? Пресловутого Алоиса, прирожденного террориста, который уже однажды чуть не поджег наше районное управление, господин крейслейтер отпускает в осажденный город! Постижимо ли это? Нет, это непостижимо. Я этого не постигаю. Нет.
Горбах (плаксиво). Алоис уже давно перестал быть красным. Он переродился.
Потц (саркастически). Переродился!
Горбах. Да, он переродился. Он вернулся из лагеря кротким как ягненок, общительным, услужливым и глубоко верующим национал-социалистом.
Потц. А затем этот глубоко верующий национал-социалист идет и сдает город врагу!
Горбах. Это для меня загадка!
Потц. А господин крейслейтер спокойно наблюдает эту измену в полевой бинокль. Это безусловно должно заинтересовать специальный отряд СС-504. Почему крейслейтером Горбахом не был дан приказ открыть огонь?
Горбах. Но ведь было уже поздно. А потом, разве народ не имеет права сам выбирать? Господин советник Шмидт, вы были свидетелем. Я только собирался сказать: теперь мы начнем, как вдруг увидел, что во всех окнах и даже на знаменах висят шкурки ангорских кроликов, белоснежные шкурки колышутся в воздухе повсюду, необозримо, и, конечно, это связало мне руки. А французы немедленно, без всякого прикрытия, вошли в город и заняли его.