Дуб и кролик
Шрифт:
Горбах. Итак, ты признаёшься?
Алоис. Я признаю, что я ликвидировал весь свой запас шкурок. Наверное, это был рецидив.
Выстрелы.
Потц. Так мы никогда не кончим, господин крейслейтер. Ведь парень изобличен...
Горбах. Вы считаете, что я уже могу прямо сказать...
Потц. Именем народа...
Горбах. Да, верно. (Встает.) Итак, именем народа...
Выстрелы
Именем народа. Наверное, это уже эсэсовцы... (Прислушивается.)
Потц. Да кончайте скорее!
Горбах. Именем... народа... а может быть, надо говорить: немецкого народа?
Потц. Не задерживайте нас такими пустяками.
Горбах. Господин советник, народ или немецкий народ — это не одно и то же. И это не пустяки.
Потц. Говорите что хотите, только побыстрей.
Горбах. Итак, именем немецкого народа я приговариваю тебя, Алоис Грюбель, за рецидив... приведший тебя к государственной измене, — к смертной казни. (Смотрит на Потца.)
Потц (нетерпеливо суфлирует). Через повешение...
Горбах (нерешительно). Через... через повешение. (Повернувшись к Потцу.) Вы согласны?
Потц. Приговор должен быть немедленно приведен в исполнение. Доктор Церлебек, здесь вы можете быть нам полезны...
Д-р Церлебек. Я протестую, господа. (Встает.) Я оспариваю этот приговор. Алоис Грюбель принадлежит мне. Во имя науки я требую, чтобы приговор был отменен.
Потц. Только не начинайте теперь вы, господин доктор. У нас действительно нет времени...
Д-р Церлебек. Дорогой Потц, вы не можете убить человека, в которого мы так много вложили. Мы сейчас как раз проводим проверочные обследования. Прошу вас, вспомните, сколько двуногих существ находятся сейчас в наших лагерях. Если нам не удастся при помощи психофизических воздействий создать из этого неполноценного человеческого материала безупречно функционирующих роботов, тогда все те, кто находятся в лагерях, окажутся паразитическим балластом, который и приведет Германию к гибели. Взгляните на Алоиса. Из красного террориста он превратился в послушное двуногое существо. Он трудолюбив и пригоден для работы. С ним случился рецидив. Почему он случился? Какую ошибку мы допустили? Ведь эта ошибка в системе воспитания, господин советник. Значит, мы за нее отвечаем. Необходимо найти эту ошибку. Иначе мы не сможем двигаться дальше в наших опытах. Нам нужен Алоис. Не говоря уже о том, что осужденный имеет большой личный опыт пребывания в лагере, который еще далеко не использован. Он жил среди недочеловеков. Он знает их, Алоис, расскажи господам, о чем говорят в лагере коммунисты и евреи, когда они остаются одни.
Алоис. Всегда только о еде, господин доктор.
Д-р Церлебек. А о чем они мечтают?
Алоис. О сигаретах, теплой ванне и жареной картошке.
Д-р Церлебек. Обсуждают ли они что-либо? Например, проблемы культуры?
Алоис. Нет, никогда. Они часами обсуждают шницель по-венски.
Д-р Церлебек. Теперь вы понимаете, наконец, господин Потц, что Алоис дает нам ключ к пониманию психологии заключенных? Благодаря ему мы ознакомились с феноменом желудочной онании, которой предается неполноценный субъект.
Потц. Господин доктор, вы находитесь в плену научных идей. Сейчас не время для таких побочных проблем.
Д-р Церлебек. Я протестую против выражения «побочные проблемы». Это проблема века. Рано или поздно половина человечества окажется в наших лагерях, а мы с точки зрения медицинской, антропологической стоим, так сказать, с пустыми руками.
Потц. Машник, наденьте на осужденного петлю.
Машник. Это очень трудный заказ, господин советник.
Д-р Церлебек. Я протестую!
Потц. Протест отклонен! Машник, выполняйте приказ. Поле боя, господин доктор, — это не научная лаборатория. Брецгенбург пал, потому что некий господин Шмидт боялся разрушить исторические гробницы! Наша немецкая обстоятельность еще когда-нибудь нас погубит. Кончайте с ним. На стол. Затем, Машник, вы опрокинете стол.
Издалека доносятся выстрелы.
Машник. Я накрою вам любой стол, господин старший советник, но насчет опрокидывания у меня ничего не получится, потому что я тридцать девять лет учился ничего не опрокидывать.
Выстрелы.
Потц. Прекратите болтовню. Вы опрокинете стол. Это приказ.
Горбах. Минуту, господин старший школьный советник... вы слишком торопитесь... Я хочу сказать, что по закону в таких случаях... каждый осужденный имеет право на последнее желание.
Выстрелы. Доктор Церлебек ходит взад и вперед, прислушиваясь к стрельбе.
От этого я не отступлюсь. Даже в том случае, если сейчас появятся эсэсовцы. Мы должны действовать согласно установленному порядку. (К Алоису, стоящему с петлей на шее.) У тебя есть какое-нибудь желание, Алоис?
Алоис. Вы мне однажды кое-что обещали, господин крейслейтер.
Горбах. Я... тебе?
Потц. Так. Ясно.
Алоис. Вы обещали, что похлопочете за меня перед господином старшим советником насчет хорового кружка.
Горбах. Да, верно. Господин Потц, я думаю, что вы можете выполнить это желание Алоиса. Примите его в хоровой кружок.
Потц. Государственного изменника?.. Чтобы навеки покрыть позором летопись хорового кружка?
Горбах. Гм. Да... Конечно... Ну вот, ты видишь, Алоис, я ничего не могу поделать... Может быть, у тебя есть другое желание... насчет кроликов. Может быть, я могу помочь?
Алоис. Они пристроены.
Горбах. Ну еще что-нибудь?.. Твои близкие... боже мой, Алоис, скажи, что с моей женой?
Алоис. Сын, господин крейслейтер!
Горбах. Сын! Сегодня, в день рождения фюрера! Алоис!
Алоис. Нет, вчера.