Дуб и кролик
Шрифт:
Горбах. Да, ангельские голоса были бы кстати.
Анна. Кролики, сказал он мне, это его дети. И это он говорит мне, господин директор.
Справа появляется Алоис в праздничном костюме. В руках у него цапка. Он ходит взад и вперед; низко наклоняясь, разглядывает что-то на земле.
Горбах. Что с тобой, Алоис? Ты что-нибудь потерял?
Алоис. Смотрю, не выросли
Горбах. Что могла больница, то и мы можем, Алоис.
Алоис. Нет, нет, это снова большие расходы. (Вырывает травинку.) Ромашка! (Растирает ее, нюхает.) Понюхайте! Ее надо сушить и продавать. Выгодное дело.
Горбах, Да, вскоре нам что-то в этом роде понадобится. Когда люди совсем перестанут приходить сюда...
Алоис. Как это перестанут приходить?
Горбах. Кролики, Алоис. Когда так пахнет, не всем это по вкусу.
Алоис. Красивей моих ангорских кроликов нигде нету.
Горбах. Но их же никто не видит, Алоис. Люди только чувствуют их запах. А запах у них такой же, как у всех кроликов.
Алоис. Вы считаете, что нам нужно выставить клетки прямо перед домом...
Горбах. Во имя всего святого! Я хочу только сказать, что, если сюда никто больше не будет приходить, потому что здесь так пахнет, мы обанкротимся.
Алоис. Обанкротимся! Боже мой, это будет ужасно.
Горбах. Например, сегодня. Троицын день, певческий праздник, флаги развеваются, хоровые кружки соревнуются, душа радуется — и вдруг подует западный ветер. Что тогда делать?
Алоис тревожно смотрит на него.
Всегда получается так, что кто-то первый замечает этот запах и шепчет другому. Ты представляешь, как это происходит? Сначала они хихикают, потом хохочут, и в конце концов кто-то грубо говорит: «Здесь воняет!»
Алоис. Во время пения!
Горбах. Или в антракте. Что тогда будет с певческим праздником? Все пойдет прахом. И тогда мы окончательно обанкротимся. Тебе ясно?
Алоис. В таком случае я вижу только один выход...
Горбах. А я — никакого.
Алоис. И все же, господин директор, есть один-единственный выход: кроликов надо убрать.
Анна }
Горбах } (вместе). Алоис!
Алоис. Убрать, говорю я, убрать.
Горбах. Но разве ты на это согласишься?
Алоис. Я никогда не смотрел на это дело с точки зрения ресторана, господин директор. Но если мы обанкротимся, если певческий праздник в опасности — певческий праздник, господин директор! — по нашей вине, моей и кроликов...
Горбах. Точнее говоря, по вине западного ветра.
Алоис. Ветер дует куда придется. А человек, господин директор, должен принимать решения. Певческий праздник или кролики. Я член хорового кружка, господин директор. Кроликов нужно убрать. Я это понимаю. Теперь я это понимаю.
Анна. Алоис, скажи, что ты это делаешь и ради меня тоже.
Алоис. Будь счастлива, Анна, что это не ради тебя.
Анна. Пойдем, Алоис. Пойдем сразу.
Алоис. Ты всегда их ненавидела, моих...
Анна. Не надо, Алоис. Не говори так.
Алоис. Хорошо. Я не скажу этого больше. Пойдем, Анна.
Анна. Хорошо, Алоис.
Уходят. Горбах смотрит им вслед. Он не может скрыть радости. Слева выходит Машник.
Машник. Добрый день, господин директор!
Горбах. Машник! Ты пришел первым.
Машник. Они меня прямо замучили. У вас есть какой-нибудь инструмент?
Горбах. Для доски?
Машник. Именно так. Единогласное решение. Может быть, у Алоиса есть инструмент?
Горбах. Он занят кроликами. (Делает жест, словно сворачивает шею.)
Машник. Да? Неужели?
Горбах. Он понял.
Машник. Таким он стал разумным?
Горбах. По-видимому, этот Сент-Фаццен — очень хорошая лечебница. Ни одного слова больше про этого унтершарфюрера или как его там. И к тому же теперь он каждый день может ходить в церковь.
Машник. Ну да, потому что он там может петь.
Горбах. Самое смешное, Машник, он ходит на церковные службы, где не поют!
Справа выходит Алоис.
Машник. А вот и он. Алоис! Мне нужен инструмент. Слышишь?
Алоис (Горбаху). Простите, господин директор, что я... Я попробовал. Анна сама это делает. (Внезапно закрывает уши руками.)
Горбах. Ты слышишь что-нибудь?
Машник. Никто и не пискнул.
Горбах. Я тоже ничего не слышу.
Машник. Алоис, сходи, мне нужен инструмент. Надо убрать доску, пока не пришли певцы, слышишь?