Дуэль в Кабуле
Шрифт:
Экспедиции же, направленной из Бомбея по Инду и далее до Бухары, надлежало уяснить, насколько возможно нападение России через Среднюю Азию и Афганистан.
Сверх того Элленборо приказал генерал-губернатору лорду Бентинку под видом торговцев направить шпионов на юг от Каспийского моря, чтобы проверить, не ведется ли и там подготовка к походу на Индию.
5
Весть о гибели русской миссии в Тегеране дошла до Орска с караванами ранее, чем официальные известия
На базарах Ирана и Афганистана, в Хиве и Бухаре толковали о том, что инглизы приложили свою руку к убийству российского посланника.
О том же писал Виткевичу Сузин из Оренбурга, посылая газеты и журналы, русские и английские.
Ян с интересом ждал, как же поступит петербургское правительство.
Он, конечно, не мог знать, что Нессельроде уже взвалил вину на самого Грибоедова и писал Паскевичу: «Умоляю вас беречь англичан и не давать веры слухам, которые распространяются про них».
Когда Ян развернул газеты, изумлению его не было предела…
Император Николай милостиво принял в Зимнем дворце специального посла, внука шаха Хосров-мирзу и сказал:
— Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие.
А в знак примирения он принял дар от шаха иранского: знаменитый бриллиант, некогда похищенный Надиром-шахом в Индии… Лондонские газеты писали с ехидством, что алмаз этот — «цена крови Грибоедова».
Виткевич был глубока потрясен: какая подлость, какая низость! И только из-за нежелания ссориться с англичанами. Так вот как платит царь верным своим слугам!
Много дней и недель мучился Виткевич, снова и снова возвращаясь к мысли о побеге.
И вдруг неожиданный случай опять круто повернул его судьбу.
В Орск, по пути в Оренбург, осенью 1829 года прибыл Александр фон Гумбольдт, прославленный путешественник, исследователь Нового Света. Встреченный пограничными властями как высочайшая особа (его во многих местах величали «принцем Гумбольтовым»), Гумбольдт помещен был в доме богатого купца.
Скинув длинное темное пальто и оставшись в неизменном во все время путешествия коричневом фраке с белым галстуком, Гумбольдт сейчас же спросил, нельзя ли пригласить к нему дельного переводчика, знающего и турецкий, и французский языки.
Когда в комнату, занятую приезжим, вошел худощавый, немного выше среднего роста солдат, туго затянутый в белые лосины, темно-зеленый мундир, и, стукнув каблуками, вытянулся «во фронт» перед Гумбольдтом, у последнего вытянулось лицо… Обыкновенный солдат? Какой мог быть от него толк?
Но вошедший почтительно и вместе с тем с большим достоинством на отличном французском языке спросил:
— Что угодно будет приказать вашему превосходительству?
Гумбольдт пристально взглянул на солдата: черные глаза, глубоко сидящие под нависшими бровями, крутой подбородок — все черты лица говорили о человеке незаурядном.
— Садитесь, мой друг, — ответил по-французски Гумбольдт. — Позвольте вам
— Я имею честь говорить со знаменитым путешественником и ученым Александром фон Гумбольдтом, — ответил Виткевич по-французски и неожиданно перешел на английский язык. — Разрешите мне далее говорить на языке, которого здесь никто не понимает.
Гумбольдт утвердительно кивнул. Виткевич кратко, но точно изложил ему свою грустную историю.
— Чего же вы ждете от будущего? Чего добиваетесь? — спросил Гумбольдт, выслушав Виткевича.
Ян смутился, не решаясь рассказывать о терзавших, его сомнениях. Гумбольдт внимательно посмотрел на него, на мгновение задумался.
— Хорошо, — ласково сказал он, — я понимаю затруднительность вашего положения. Позвольте же мне вмешаться в вашу судьбу, раз уж случай свел нас… А теперь помогите мне разобрать вот этот турецкий текст!
Гумбольдт остался очень доволен знаниями Виткевича и всерьез решил подумать о его судьбе.
Из Орска путешественник отправился в Оренбург. Военный губернатор генерал Эссен, как выяснилось, выехал из города накануне. Сановник почел себя оскорбленным полученным ранее от Гумбольдта письмом с просьбой раздобыть некоторых животных Оренбургского края и не пожелал с ним встретиться.
Забота принять знатного гостя выпала председателю Пограничной комиссии полковнику Генсу. Он устроил национальный казахский праздник с борьбой, скачками, плясками и песнями. Особенно позабавила Гумбольдта своеобразная игра: вытаскивание ртом из котла с кашей серебряного рубля…
Когда праздник окончился, Генс пригласил Гумбольдта на обед. Представляя гостю свою семью, Генс подвел к нему молодого офицера и сказал:
— Вот зять мой, супруг дочери Александры, Адольф Иванович Обнинский.
— Очень приятно… Вы поляк? — живо спросил Гумбольдт.
Получив утвердительный ответ, он на миг задумался, а затем попросил у хозяина разрешения отнять у него несколько минут для приватного разговора. Генс провел гостя в кабинет, и здесь, глядя из окна на широкую немощеную площадь, по которой ветер гнал тучи песка, Гумбольдт рассказал о встреченном в Орске молодом поляке, о его замечательных способностях к языкам, о его обширных знаниях, уме, выдержке.
— Не оставляйте его погибать в далеком Орске! Возьмите его к себе, он будет чрезвычайно полезен вам, полковник, ручаюсь вам.
Генс сказал, что уже знает об этом молодом человеке. Некоторые ссыльные поляки уже служат в Оренбурге в Пограничной комиссии, но с Виткевичем труднее, так как он сдан в солдаты без выслуги.
— Ручаться за успех, барон, не буду, но приложу старания, чтобы исполнить вашу просьбу.
Возвратившись в Петербург, Гумбольдт также не преминул замолвить словечко за своего польского протеже в беседе с сильными мира сего.